Можно было сказать, что часть своей души она собиралась оставить здесь, вместе с этим дневником.
Разве что писать на бумаге оказалось ничуть не легче, чем произносить вслух.
- … Не жалеешь? – Рено аккуратно и с опаской заглянул в дневник, интересуясь тем, что писала его ведьма, и одновременно боясь нарушить долю приватности и личного пространства. Но, кажется, Триш не возражала. – У тебя ещё есть время всё объяснить.
Фамильяр появился здесь всего пару дней назад. Когда Триш собрала достаточно количество маны для того, чтобы поддерживать его постоянное присутствие в этом мире. И уже тогда было удивительно, как мало сил осталось у колдуньи для того, чтобы рефлексировать на то, что происходило.
- Я не смогу сказать, - Холмс медленно покачала головой, продолжая писать. – Вот уж на что мне действительно не хватит храбрости.
Рено смиренно кивнул, не собираясь принуждать свою подопечную наступать на горло собственной неуверенности – слишком многое ей довелось и ещё доведётся пережить в будущем.
- Конечно. Не заставляй себя, если не можешь, - тихо произнёс фамильяр, погладив своей маленькой лапкой озябшие от вечерней прохлады пальцы Патрисии.
- Рено, ты знаешь, прямо сейчас, - Триш сглотнула комок подступивших слёз, рукавом блузы утерев увлажнившиеся уголки глаз. – … Прямо сейчас я действительно ненавижу всё вокруг.
Если бы только эта ненависть помогала забыть обо всём на свете…
Но она лишь отчасти перекрывала ту боль, которая резала изнутри, вынуждая глаза слезиться.
IV.
Последняя запись на странице была сделана под – на удивление неаккуратным в сравнении с почерком – рисунком девочки. Она держалась за ручку раскрытого зонта и медленно парила над городом среди облаков.
«Знаю, что многое покажется бессмыслицей или даже хуже – выдумкой – но даже так… я хочу, чтобы тебе было известно. О том, кто я на самом деле, откуда пришла, и почему должна вернуться, несмотря ни на что».
Они ведь так и не узнали ничего из этого.
Асари отчасти был уверен: Джи, Джотто, Алауди – эти трое совершенно точно ведали о чём-то таком, что не могли знать другие. Им словно запрещалось рассказывать.
«Поэтому я просто начну с того, с чего всё и началось. С меня самой».
Дальше была пара зачёркнутых слов, и лист закончился: запись продолжилась уже на следующей странице.
«Правда в том, что по разнице в возрасте меня и тебя разделяет не пара лет, а нечто гораздо большее».
Дальше был нарисован отрезок, концы которого были обозначены двумя римскими цифрами: “XX” с левой стороны и “XXI” с правой.
«И даже если город, в котором я на самом деле живу – это и правда Манчестер, то он сильно отличается от того, который ты себе представляешь».
Со стороны моря повеяло спасительной прохладой и с губ против воли сорвался облегчённый выдох, почти мгновенно превратившийся в удивлённое восклицание.
«Потому что это Манчестер двадцать первого века».
V.
Весь особняк Вонголы давно погрузился в глубокий сон, а Триш, потерявшая желание тратить драгоценные крупинки времени на отдых, тихо слонялась по его коридорам и комнатам, мысленно прощаясь с этим местом. Сидевший на её плече Рено всё время молчал, не смея мешать ведьме в этот интимный для неё момент.
Каждый их путь освещался лишь мерцанием полной луны, который бледно-голубыми лучами пробивался сквозь закрытые окна. И этот полумрак, так странно, не вызывал у Терри даже намёка на дрожь.
Ночь была на удивление тиха, спокойна и безоблачна.
- В Манчестере, скорее всего, сейчас идёт жуткий ливень, - негромко произнесла девушка. – Там почти не бывает снега, но триста дней в году серо, сыро и прохладно.
Она настраивала себя на то, что придётся вновь привыкать к тому образу жизни, что вела ещё в самом начале осени.
Привыкать к шуму городских улиц; к извечной спешке и суматохе; к километровым пробкам в центре города; к своей работе (потому что за последние месяцы Триш даже не вспоминала о ней и растеряла навык); и даже к обычным бытовым мелочам: телевидение, интернет, душ с гидромассажем и кровать с ортопедическим матрасом.
Казалось ли это таким необходимым сейчас, каким было в самом начале этой суматохи с перемещением во времени?
Определённо нет.
VI.
«Я была в таком ужасе и замешательстве, попав к вам… Постоянно думала: была ли виновата в этом моя сущность».
«Сущность».
Взгляд машинально задержался на этом слове. Верно ли оно понималось?
«Это, наверняка, покажется тебе громким и пафосным заявлением. Но отрицать существование ведьм, значит отрицать собственное “Я”».
Чтобы попытаться хоть как-то смягчить тот шок, разросшийся в душе до размеров дирижабля буквально за доли секунд, в углу была нарисована та же девочка из начала истории – с остроконечной шляпой на макушке и чугунным котлом в руках.
«… Я почти всю свою жизнь подсознательно ненавидела то, кем являюсь. Потому что ещё до моего рождения это не причиняло ничего, кроме бедствий… а после того, как я появилась на свет, это сделало меня ещё и несчастной. Настолько, насколько вообще можно сделать таковым новорождённого ребёнка».
VII.
На улице было непривычно светло и по-прежнему стоял вечерний холод.
Кутаясь в тёплую шерстяную шаль, Триш сидела с закрытыми глазами на ступенях веранды перед главным входом, и пыталась усмирить разбушевавшиеся в душе чувства. Хладнокровие, упорно не желавшее студить огнедышащую лаву, разливавшуюся по телу вместе с кровью, сейчас было бы как нельзя кстати.
Как и, наверное, алкогольное забытье.
Потому что переносить всё это на трезвый рассудок было чересчур тяжело.
- Рено, ты можешь мне кое-что пообещать? – ведьма раскрыла свой дневник с неоконченной в нём записью, и продолжила писать предложение до тех пор, пока не поставила точку.
- Я дам любое обещание, которое мне будет под силу выполнить, Триш, - фамильяр коснулся передней лапкой щеки своей подопечной.
- Когда этот дневник найдут… - ведьма застопорилась и покачала головой. – Нет, не так. Когда то, что скрыто в этом дневнике будет найдено, прошу тебя, позаботься о том, чтобы тот, кто найдёт это, понял всё обо мне, как о ведьме. Расскажи то, что запрещено объяснить Алауди, и что не может рассказать Джотто.
Потому что самой Триш, казалось, что даже на бумаге ей не хватит слов и решимости для того, чтобы разумно всё объяснить, не пытаясь оправдать себя.
VIII.
«Но знаешь, теперь, встретив всех вас, я всё больше и больше начинаю думать, что благодарна за то, что родилась, будучи той, кем являюсь сейчас. Сомневаюсь, что если бы я не была ведьмой, то смогла бы попасть к вам – первому поколению Вонголы».
От её слов хотелось плакать. Буквально каждая строчка… каждая буква была пропитана эмоциями, чувствами и мыслями. Возможно Триш заколдовала этот дневник, но мнение склонялось в сторону того, что смысл всех её фраз был настолько глубок и проникновенен, что сердце само отзывалось на них.
«Я узнала о том, что попала в ваш век не без умысла, намного позже: когда нашла работу и крышу над головой. Не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что сам Господь-Бог захотел, чтобы оно так случилось. И оно случилось».
Рисунок удивлённой девочки, разговаривавшей с небом, на котором расступились облака, пропуская божественный свет, теперь, после прочтения этих строк, приобретал гораздо более глубинный смысл.
«Мой конфуз, думаю, вполне понятен. Эгоистичные высшие силы отправили меня разбираться с их ошибкой и бросили в свободное плаванье, ничего толком не объяснив, но дав указ: “Спаси человека, иначе не видать тебе дома, как своих ушей”… Ох, только не говори Наклу – без веры в бога (каким бы тот ни был) он утратит веру в жизнь».
Строчка за строчкой и одна прочитанная страница следом за другой – секреты вскрывались и тайны становились явью, проливая свет на историю Патрисии Терри Холмс.
Печальную историю.