А меня бесит, чтоб его. И терять попросту нечего.
Веду ногой по его колену. Кончиками пальцев, обтянутыми черным чулком. Позволяя майке скользнуть выше, приоткрыв полупрозрачное белье. Просто хочу его срыва и долбаного конца. Пусть просто все закончится. Не важно, как и чем. Не хочу торчать тут всю ночь. Раз уж не удастся развеяться, пойду спать. Но не отпустит же просто так.
Наблюдает за моими действиями. Скользя взглядом до линии кружева чулок. И выше. Еще выше. С нечитаемым взглядом, где оттеняется что-то сродни животной страсти и злости, смешанной в равных пропорциях. Какой-то голодный и дикий.
— Возбуждаю? — медленно выпускаю нижнюю губу из плена зубов. Следом облизываю. Плавлю его, сидящего напротив, томными глазами. Хочу играть. Доказать, что не я слаба перед ним, а он. Приоткрыв рот, провожу кончиком языка по зубам. Медленно вылизываю уголок губ. Ногой надавливаю на его ширинку, на успевший стать жесть каким твердым член. Который остро реагирует на мои действия. И я почти готова дать голову на отсечение, что он такой уже какой-то промежуток времени. — М-м. Вижу.
Склоняю голову набок, позволяю волосам стечь в одну сторону. Крупными завитыми кольцами ласкать кожу оголенного плеча. Ставлю обе ноги на его колени и развожу их в стороны. Провокация. В чистом неприкрытом виде. Дура. Знаю. Только какой смысл думать или пытаться мирно разрулить конфликт, если он осел и придурок? Да и потешить свое самолюбие я не против. И мне, что уж скрывать, приятно, что я так легко манипулирую им сейчас. Власть такая крошечная, но в моих руках. Власть над Лешей. Почти бесценно. Почти.
— И это взаимно, — уверенно, хрипло, глаза в глаза. Хочу ли я его? Смысл скрывать очевидное? Не сейчас.
— Лишь только потому, что у меня давно не было секса. Просто физика, ничего личного, детка, — последнее как ругательство. А ноги еще шире. А поведение еще откровеннее.
— Лгунья. — Обхватывает лодыжку и медленно проводит рукой до колена. Обжигающе и немного щекотно.
— Нет, просто шлюха, — нагло отвечаю. Не прерывая контакт. — Ты ведь так говорил, да? Что я просто шлюха, которая в вечном поиске члена.
Снова молчит. Или не хочет думать, или не может. Просто встает, держа обе мои ноги и уверенно устраиваясь ровно между. А я кусаю губы, притягиваю еще ближе за ворот рубашки. Просто хочу, чтобы он раскалился добела. Чтобы обезумел от желания и понял, что все будет только так, как я хочу. Или никак.
— Я ревную. — Оправдание?
— Я знаю. — И правда, знаю. Это же очевиднее некуда. Я не с ним, и он бесится. Может, и не любит, но хочет. Так и раньше ведь было. Цепляю его, внешне или по старой привычке. Но он не получает желаемое, и это раздражает.
Расстегиваю пуговица за пуговицей рубашку. Спускаю с плеч. Провожу руками по коже настолько горячей, будто под ней течет лава. Не меньше. По груди, ребрам и к ремню, подцепив пальцами, всего на две фаланги проникаю под пояс брюк. Принес же с собой сменную одежду, но настолько злился, что забил на внешний вид? Или боялся упустить момент, когда я уйду, потому даже на такую мелочь не отвлекался? Идиот.
Сжимает мое лицо рукой. Так, что челюсть отдает легкой болью. Целует-кусает. Жестко. Откровенно облизывает мне губы, кусает подбородок и снова буквально всасывает в себя. Горячо. Страсть, бурлящая в каждом его движении, обжигает. И хочется больше. Хочется его всего и сейчас. Время словно замирает, и я концентрируюсь на движениях языка, пока не начинает недоставать воздуха. Никакой нежности. Все чувственно, но на грани жестокости. Вытряхивает меня из майки. Бросает у собственных ног. Сжимает мою шею рукой, едва ли не душа. А я цепляюсь за нее пальцами, слегка царапаю, якобы сопротивляясь. Вжимает меня в стену этим действием. Затылок холодит кафельная плитка. А он смотрит. И в глазах дозированное, четко выверенное желание. Показывает лишь то, что считает нужным. Но я вижу куда больше. Как разгорается в нем пламя. Как оно сожжет нас, стоит только отпустить себя. И полет будет жестким, болезненным и буквально иссушающим изнутри. Не секс — чертов полет двух тел куда-то в другую вселенную, что движется параллельно нашей. И там все куда проще. Нет отягощающих обстоятельств и рамок. Только я, он и наша чертова пропасть. В которую мы друг друга давным-давно сбросили. Вселенная, где только я, он и никакой игры и тайн. Где оба открыты. Настежь. Потерянные для всех, потерянные друг в друге.
Он слишком давно так меня не целовал. Полжизни уже прошло — не меньше. Только отчаяния куда больше, и оно разбавляет гранулированную запретную, такую порочную и непозволительную для нас любовь. Я угадываю ее в каждом движении. В том, как сильно он сжимает мое горло, где могут остаться отметины. Как вжимается пахом, готовый прорвать одежду, ворваться в мое тело. И знает, что не получит мое «да». Что не впущу. Потому что не согласна окончательно ступить за черту. Осознанно сорвать с петель долбаную дверь, что закрыта для нас. Я не хочу быть любовницей для бывшего мужа. А он в капкане ответственности и ошибок. С нелюбимой, еле останавливая себя, чтобы не изменить с возможно любимой. Сложно сказать стопроцентно — это сейчас момент такой или и правда в нем все еще есть это чувство.
И ведь все так просто. Взять и позволить себе забыться на какие-то пару десятков минут, наплевав на то, что после чувство вины и гребаная совесть задушат. Особенно когда его руки сжимают до синяков мою грудь. А следом, схватив волосы на затылке, заставляет прогнуться, оттягивая до боли. Наказывает за то, что бужу в нем весь этот противоречивый коктейль. А меня заводит. Затапливает. Когда он всасывает кожу на шее. Другой рукой оглаживает бедро, а после срывает чулок с застежки.
— Ты же знаешь, что это рано или поздно случится, — уверенность и дрожь в голосе одновременно. — Что я не железный. Что ты не железная. — Не дает ответить. Затыкает собой. Дышит как после стометровки, на секунду отрываясь и снова целуя. А следом второй чулок сорван. Пояс бесхозно висит.
— Ты меня разоряешь. — Чулки жалко. Дорогие были, между прочим. Не часто я на подобное позволяю себе раскошелиться.
— Куплю тебе новые, — губами по плечу. Лицом утопая в волосах. Прикусывая мочку.
— Жене купи, — шепчу, ерзая. Потираясь о его вздыбленную ширинку.
— Дура, — позволяет стянуть окончательно рубашку. Вжимает в себя — сердце к сердцу, кожа к коже. И да. Это восхитительное ощущение. Просовывает между нами руку, спускается к трусам. Резко дернув в сторону, то ли случайно, то ли намеренно рвет. Не так, как в вульгарных фантазиях, одним четким движением, будто это легко. А лишь с одной стороны, и теперь те, пострадавшие, висят на бедре. Жалко. Но возбуждает до невозможности. Этакое клише.
Ласкает рукой, а я сама двигаюсь в такт его пальцев. Идеально и то, что нужно. А губы уже пульсируют, припухшие от поцелуев, но остановиться смерти подобно. Потому что сладко. И черт его знает, повторится ли снова. Ладно. Черт его знает, КОГДА повторится. В повторе что-то сомнений нет. Пугает. Немного. Обнадеживает. Сильно. И глупо.
Главное не успеть покрыться льдом в ожидании.
Вставляет сразу три пальца до самых костяшек. Распирая изнутри. Мычу в его губы. Насаживаюсь сама, а руки уже расстегивают ремень. Подцепив собачку, пальцы тянут ее вниз, а после резко мешающую ткань к ногам. И уже твердый, гладкий и с потрясающе влажной головкой член ложится мне в руку. Провожу с наслаждением по стволу, очерчиваю каждую бугрящуюся венку кончиками пальцев. Сдерживаясь, чтобы не ввести его в себя. Сжимаю у основания. Дрожу вместе с Лешей всем телом.
Что может быть более отчаянным, чем взаимная дрочка? Что может быть настолько сводящим с ума, как вынужденная дистанция и непреодолимая стена несогласия на что-то более серьезное? Я хочу. Но не могу. Он хочет. Но не давит, ждет. И все так, как у перевозбужденных подростков. Рвано. Дико. На пределе. Когда его пальцы, почти причиняя боль, таранят мое тело, а я крепко сжимаю их внутри и его в своей руке.
Происходящее выжигает изнутри. Клеймит, и я понимаю, что даже секс был бы менее интимен, чем то, что творится в данный момент. Потому что его губы просто везде. Шея. Плечи. Ключицы. Подбородок и щеки. А после с тихим, хриплым полустоном лишая воздуха. И мне кажется, что я или умру, кончая, или задохнусь им.