Собранная, пытающаяся поддерживать настроение на уровне, наконец, выбираюсь из дома. Ильюша уже улегся отдыхать. Леша ни сном ни духом где я, что очень важно. Так что разве есть хоть одна причина для меня не оторваться на полную катушку?
Микель поджидает у входа. И не скрою, выделяется на фоне остальных даже слишком сильно. Раздаривает улыбки любопытным девушкам и отвечает твердым взглядом не менее любопытным парням. И их реакцию можно понять, потому что его «иностранность» очень бросается в глаза. Всем без исключений.
— Привет. — Все же после Алексеева он и правда — фонтан эмоций. И умение управлять интонацией впечатляющее. Сказав всего одно слово, португалец показывает, что соскучился, рад встрече и многое другое.
— Привет, — не сдерживаю ответную улыбку. Видеть друг друга в таком количестве одежды чуток непривычно. Но джинсы на нем сидят отменно. Как и обтягивающая майка под накинутой на плечи кожаной курткой. Бэдбой во всей красе. Бэдбой, обещающий долгие чувственные удовольствия одним лишь взглядом. А я уже и отвыкнуть успела от этого. Заледеневшая в безразличии Леши.
Микель, не церемонясь, притягивает меня к себе, и я забываюсь на несколько минут в приятном мягком поцелуе. Слишком приятном для той, что еще вчера страдала от убийственной любви к другому мужчине. Хотя… Это всего лишь физическая реакция не трогающая сердце. Почти. Потому как, откровенно говоря, я действительно искренне рада находиться сейчас с ним рядом. Он теплый. Внимательный и какой-то немного родной после всего, что нас связало, пусть и не настолько крепко, как могло, будь мое сердце свободным, но все же.
— Дьяволица, — подшучивает, когда я вытаскиваю его на танцпол. — Может, я не умею танцевать?
— С твоей пластичностью и грацией как у хищника? Правда, что ли? Не верю, — флирт по полной. Неразбавленный и разгоняющий похлеще алкоголя по венам возбуждение и предвкушение продолжения. И так сладко танцевать под вспышками и оглушительной музыкой. Забываться и позволять себя целовать жарко и страстно до учащенного сердцебиения, лишая друг друга дыхания. Играть. Распалять. И устраивать настоящее шоу посреди толпы людей.
Все сливается в какой-то одурманивающий экстаз, я будто под чем-то, хоть и не приняла ни грамма в организм, ни веществ, ни спиртного. Голова идет кругом, в теле приятная усталость, но я танцую, словно в последний раз, выпендриваюсь и кручусь вокруг Микеля, распуская руки и без зазрения совести лапая. Получая ровно такую же отдачу, но почему-то уверена, что в туалет он меня точно не потащит, слишком он привыкший к комфорту и шику. Не в его стиле. И не ошибаюсь, когда ближе к трем часам ночи он уже без намеков, а прямым текстом зовет меня в его номер, который он снял на время приезда в мой город.
Не помню, как оказываюсь прижата к двери комнаты. Дорога в такси стерлась из памяти ощущениями его губ и рук, потому что едва за нами закрылась дверца автомобиля, обоих сорвало с катушек. И мне даже жалко нашего таксиста, потому что видел он сегодня многое. И так все жадно и на надрыве. И столько концентрируемой неразбавленной страсти в каждом поцелуе. Но, несмотря на это, никакой спешки. Мы все еще в одежде. Оба.
— О мой бог, Лина, я же хотел все сделать иначе, — уткнувшись в мой лоб, переводит дыхание. Смотрит медовыми глазами, теплыми-теплыми, растаявшими. Гладит поясницу горячими пальцами, что пробрались под футболку.
А я коварно, как в замедленной съемке, провожу с нажимом пальцами по его ширинке. Чувствуя, как напрягается еще сильнее плоть от моих действий.
— Душ? — А в глазах столько нетерпения, тонна. Его сейчас к чертям взорвет, но пытается быть благородным и показать, что спешить некуда и вообще тот факт, что мы таки оказались снова в одной постели, почти случайность. Ну и почти оказались. Дело пары минут.
Снова провожу, но уже всей ладонью, закусываю нижнюю губу. Какой, мать его, душ? У меня секса не было с момента отъезда с курорта. И так вся как оголенный нерв.
— К черту, — срывается. Умница мальчик. Буквально набрасывает и за считанные минуты, я без обуви, без футболки, без лифчика и с расстегнутыми штанами. Ремень летит куда-то под ноги. Штаны поддаются нехотя, но все же соскальзывают с тела. Следом летит порядком влажное белье. А после руками упираясь в стену, скребу ногтями, потому что поцелуи вдоль спины и сильные руки на ягодицах — взрывоопасный коктейль. Слишком взрывоопасный, чтобы не застонать в голос от легкого укуса в шею и сладкой боли от оттянутых волос, которые он намотал себе на руку. Чертов хвост буквально просился, чтобы он поступил с ним подобным образом.
Оглушающий звук расстегивающейся ширинки. Сводящее с ума касание влажной головки к моей наэлектризованной коже. И я без лишних слов прогибаюсь сильнее ему навстречу. Подставляясь как течная кошка, потому что терпеть это напряжение становится больно. Да и зачем терпеть?
Глубоко внутрь, идеальная и такая нужная твердость и сказочно-бешеный ритм, под аккомпанемент моих вскриков на каждый толчок. И так хорошо от мысли, что можно не сдерживаться. И легкие горят от нехватки воздуха. А во рту до самого горла все пересохло. Жадно облизываю губы. Впиваюсь ногтями в бедные обои, и мне кажется, что, когда буду кончать, я попросту сдеру их к чертовой матери, ибо ощущения бомбические. Такие же невероятные, как и чуть больше месяца назад. Тело помнит качественные ласки и с удовольствием впитывает. Ему знакомо как хорошо может быть с этим мужчиной. И мысли о Леше не так болезненно пульсируют в сознании. Отгоняются волной истинного вожделения, животного и неудержимого. Я не могу вытравить его изнутри, но эта проклятая любовь не мешает мне задыхаться от подступающего оргазма.
И мужские стоны — это нечто слегка запретное и довольно редкое. Но так сильно бьет по отъехавшему вконец мозгу, что я, не считая нужным оттягивать момент, с наслаждением отпускаю себя, чтобы уже в следующую секунду ощутить сокрушительную волну прошедшего по телу удовольствия и с силой сжать внутри себя член. Кончить так долгожданно и потрясающе. Чувствуя ответную реакцию и горячую вязкую жидкость, что стекает по возбужденной плоти, спускаясь к бедрам.
— А вот теперь душ, — шепчу, повернувшись. Сама целуя ошалевшего от этого мощного взрыва Микеля. Обнимаю, влипая вспотевшим телом. Кожа к коже, бешено бьющееся сердце к сердцу.
— Боже, сладкая, это было великолепно, — благодарные губы. Чуть более нежные руки.
— И будет еще лучше, я никуда не спешу.
— Боюсь, если мы будем продолжать в том же темпе, меня надолго не хватит, — посмеивается и окунает в томный взгляд тягуче ирисковых глаз.
— Тебя-то не хватит? Не прибедняйся.
— Слушай, мы и без того побили мой личный рекорд сейчас. Чуть больше пяти минут?
— У тебя давно кто-то был?
— Да, ты.
— Вот тебе и ответ, милый. — Утаскиваю несопротивляющегося в душ. И как-то аномально тепло в груди от знания, что после меня это тело никого не «любило». Настолько тепло, что обида на Лешу снова просыпается, лениво, но просыпается. Он-то явно не монах. Совсем. Блин, обещала же себе не думать о нем, хотя бы сегодня. Но это, вероятно, сильнее меня. Гребаная любовь намного сильнее меня. И я так измучена…
Почему вы, там сверху, вместо того чтобы вылечить меня от этой смертельной нужды по Алексееву, забавляетесь моими страданиями? Неужели так весело смотреть, как я схожу с ума, не имея возможности быть хотя бы просто рядом с тем, по кому сердце болит? И ведь тоска уже вконец извела потрепанную душу. Настолько сильно, что даже идеальный любовник рядом не помогает совершенно. И не будь маленького, такого близкого и самого любимого существа от моей плоти и крови, я бы отважилась на что-то очень страшное. Отважилась бы… Только бы не дать огромной черной дыре в груди дальше расти. Только бы не дать.