Задница что надо. Полуофициальные брюки сидят как влитые и подчеркивают все достоинства. Майка тоже как бы не скрывает его хорошей физической формы. Под кожей рук перетекают мышцы, виднеются так любимые мной вены. И шея симпатичная, кадык, торчащий призывно. И пальцы, и кисти… почему я мариновала этого мужика столько лет? Тупая или слепая? Это же почти идеальный, мать его, вариант для идеальной, мать его, мести. Вбить ржавый тупой клинок ровно в грудь старшему брату при помощи младшего. Больненько? А то как же. Один хер не больнее, чем сейчас мне. Но что-то, по крайней мере, отдаленно равноценное.
Одна проблема. Мне физического контакта с кем бы там ни было вообще не хочется. Пожалуй, впервые в жизни либидо уснуло или впало в кому, хрен пойми, может, вообще сдохло к чертям собачьим. Но свершить задуманное и в кротчайшие сроки — святое. Несмотря на то, что четкого плана нет. Только смазанные и нелогичные зарисовки. Да, просто хочу сделать что-то непростительное. Переступить черту и скорее всего вычеркнуть разом обоих братьев из своей жизни. Комбо! С нотками сумасшествия расплываюсь шире в косой улыбке.
— Не пугай меня, женщина, я не понимаю, как вообще интерпретировать сейчас твой взгляд и странную улыбку. — Как мило приподнимаются брови. Хм. А месть, возможно, будет приятной. Главное сейчас трансформировать остатки эмоций в решимость и злость. Чтобы начать и довести до логической развязки. Трудно предсказать, каким будет конечный результат, но я хочу этого и могу.
— Знаешь.
— Дэ? Допустим, смотришь ты «Нагни меня возле кухонного стола» взглядом. Только ты, походу, адресата перепутала.
— Не-а. — Забавно то, как он борется с возникшей неловкостью. И в данной ситуации я чувствую себя удавом. Я наконец-то удав, а не сраный кролик. Клево.
— Лина, деточка, не провоцируй, а?
— А то что? — Противно от самой себя. От той глупой уверенности, что закипает в крови. От желания не сжечь или разрушить, а обрушить с силой, одним мощным ударом мост возврата к прошлому. Просто отобрать у себя же отходные пути, вырвать изнутри мысли о том, что, возможно, когда-то… Никаких, черт возьми, «возможно». И никакого «когда-то-там». Точка. Мое неприкрытое сегодняшнее блядство точка во всем, что происходило со мной после посещения сраного бара целую кучу лет назад. Леша не сможет простить мне эту низость, я сама себе этого не прощу. Но так надо. Просто чтобы было стыдно, а не больно. И успокаивало то, что безнаказанно Алексеев-старший не вышел из ситуации. Сейчас плевать на чувства, расчет идет на дела. А по факту, говорил он много, а сделал куда меньше, но хуже и фатальнее.
— А то вздерну тебя на этот гребаный стол, избавлю от одежды и поимею как последнюю шлюху.
— Хм… — Прикидываю в уме, чем же будут отличаться братья. Даже интересно. Размером? Ритмом или предпочтениями? Правда ли, он тупо трахнет меня или будет, как щенок, дорвавшийся впервые в жизни до вкусной и такой долгожданной косточки, упиваться моментом и тихонько покусывать, будто стесняясь сожрать и побыстрее? — И все? — Провоцирую. Мне кажется, каждое его вульгарное слово потихоньку, как ластик, стирает отголоски суки-любви в моей застывшей душе. И я понимаю, что у меня шоковое состояние до сих пор. И я не до конца осознаю, что творю, но я не вижу иного выхода.
— Что ты хочешь услышать? — Если бы я знала…
— Все.
— Я бы двигался внутри тебя как в последний раз, жестко и резко. Заставляя кричать и упиваясь этим. Я бы сжимал с силой твое горло, до хрипов, искусал к чертям эти недоступные для меня губы и не остановился, даже если бы ты попросила. — О как. Ну, пока что они похожи в своих «я бы…». Ничего нового, ничего сверх клевого, ничего архи-возбуждающего. До меня будто издалека долетает эта теплая волна. Слегка… Мало.
— Еще?
— Зачем ты это делаешь? — Сегодня я на ручнике. А он, очевидно, с заклинившими тормозами. Несет беднягу, зрачки, как у наркомана, расширены. Смотрит, даже не моргает. И лицо такое хищное-хищное, многообещающее и призывающее в тоже время опомниться. А на хрена, собственно, скажите мне? Вот правда, ради чего мне сейчас блюсти что-то-там? Или ради кого?
— Потому что хочу? Вроде логично.
Смеется, запрокинув голову. Смотрит в потолок и ерошит себе волосы руками. Безумие заразительно? Если нет, то тогда причина его неадекватности непонятна мне. Он ведь очень давно хочет в мою постель, а сейчас ебет глазами, но не трогает, да и вообще у самого нарастающая истерика. Мило. Точнее, не мило. Хочется действий.
Встаю, стягиваю майку через голову. Развязываю шнуровку на домашних спортивных штанах, позволяю тем соскользнуть по ногам, оставляя меня только в тонком долбаном кружеве, предназначенном другому. Сажусь на столешницу между умывальником и плитой, в метре от застывшего Кирилла. Потому что заебало. Да. Зачем оттягивать неизбежное? Это сегодня произойдет, даже если мне придется его связать и самой сделать совершенно все от начала и до конца.
— Лина?
— Просто сделай то, что вообразил ранее. Просто возьми, блять, и сделай. Молча.
Неожиданный поворот в нашей Санта-Барбаре, да? А вы думали? Такие завихрения я вам сейчас устрою, что и в мыслях ни у кого не было. Скучно там сверху вам? Да, суки? Ну так наслаждайтесь. Можете даже назвать серию «Грехопадение Ангелины», я не обижусь.
И черты его лица мгновенно обострились. Он, будто к добыче своей, осторожно подходит, как лев, что вроде и завалил огромную зебру, но та может взбрыкнуть, что как бы не смертельно, но довольно болезненно. Проводит рукой от шеи до пупка. Оттягивает кончиками пальцев мое блядское белье. Отпускает, проводит пальцем по бедру. Смотрит как никогда раньше. И в нем сейчас столько чего-то незнакомого и чужого. Серьезный. Сосредоточенный. Не Леша. Это главное.
— Слезай. Секс на кухне — какое-то чертово клише. Фантазии на что-то другое не хватает?
А вот командовать у них в крови. Но подчиняюсь. С кривой ухмылкой. С проснувшимся любопытством и глухим безразличием. Словно душа отделяется от тела и наблюдает со стороны, как, взяв за руку, меня ведут в зал, впечатав до боли в стену лопатками, сжав горло в хватке и впиваясь поцелуем. Не чувствую ничего. Только гладкие обои голой кожей. Как робот: открыла рот, закрыла рот. Язык высунут, язык внутри. Руки на майке. Руки на кожаном ремне, пальцы на ширинке. Механизм. Я гребаный механизм. Все ощущения и прочее занырнуло глубоко внутрь.
Сползаю по стене. Голой задницей по паркету. Чувствуя, как Кир дергает меня за лодыжки на себя, тем самым затащив на ковер. И это вам не Леша, не сраный Леша, что был хоть каплю, но аккуратным. Тут только и слышно, как рвется ткань белья. Как требовательные пальцы уже внутри.
— Влажная. Хорошо. — Наверное. Но все как во сне. Кошмар или эротика — сказать сложно. Просто нет ничего. Глухо. Тупо. Не чувствую. Не вижу. Не слышу. Я здесь и не здесь.
Лежу, раскинув руки и ноги в стороны, позволяю трахать теперь не только рукой. И мои губы и правда искусаны, только пульсация такая слабо ощутимая, и движения не трогают ни капельки. Надрывается. Срывается. Пытается что-то распалить, а похоже на удавшуюся попытку изнасилования. Когда жертва сломалась и отдалась на милость.
— Вернись, мать твою. Я не собираюсь трахать просто тело. Или я сейчас встану и уйду.
Фокусирую взгляд. Вздрагиваю. Пощечина, секунду назад опалившая мою щеку, приносит легкую, но боль. И надо бы орать и возмущаться, что, мол, какого хуя, мудак? Ты бьешь меня? Что, правда? Чуть ли не десять лет ползал как собачка по следу, чтобы теперь распускать руки не в лучшем смысле этого слова? Только он прав. Только он злит. А я не на помойке себя нашла, и гребаная убитая гордость таки поднимает голову. Потому что я — женщина. Я идеальна, и я, мать вашу, богиня, что в постели, что в жизни. Мужики должны грызть локти из-за моей недоступности. Сходить с ума и больше всего, и сильнее всего на свете желать обладать мной. Чтобы, если им такой шанс выпадает, запомнить навсегда эти божественные ощущение.