Ты чего расклеилась, дура? Последний, что ли, был в твоей жизни? Захоронить себя решила? Возьми и выеби родную кровь того, кто сердце голыми руками вырвал. Отомсти и живи дальше, высоко задрав голову. Этим чертовым балом правишь ты, девочка. Только ты.
— Слезь с меня. — Придать уверенности голосу и оттолкнуть насторожившегося, но не менее возбужденного, чем минуту ранее, Кирилла. — Надо же, хоть кто-то думает о защите, прежде чем всунуть в меня свой член, — хмыкаю, видя натянутый латекс на приличного размера причиндал.
Подталкиваю рукой в грудь, чтобы лег на спину. Забираюсь сверху. И вот теперь будет красочное эротическое представление. Реабилитация собственной ошибки. И быстрая, выматывающая скачка. Что же. Раз выдалась возможность и партнер не противен, почему нет?
Вниз-вверх. Раз за разом. Впиваясь ногтями в его грудную клетку. Рыча как дикая. И двигаясь словно это гонка на выживание. И тело медленно, но начинает прошивать удовольствием. Постыдным. Грязным. Порочным и чуточку мерзким.
— Кричи. — Хрипло смеюсь на просьбу. И когда тот врезается в меня с силой, да так, что член ударяет ровно в матку, — выполняю приказ. Снова. Снова и снова. До сковывающей боли в мышцах. До потемневших вконец глаз напротив. И так приятно сдавливать обеими руками мужскую шею. Кажется, еще немного — и хрустнет под сильной хваткой. Но кончить не могу мучительно долго. Сорвавшись, лишь когда уверенные пальцы с нажимом начинают ласкать призывно торчащий клитор, и, притянув после к себе рывком, буквально уложив сверху, как швейная машинка, набирает темп, держа крепко за волосы и вгрызаясь в мой рот. Зверье. Настоящее, сорвавшееся с катушек зверье. Тут нет ни грамма чувственности. Это даже не секс, это какая-то жесткая безудержная ебля. До седьмого пота с почти жуткими вскриками и болезненными укусами.
— У меня есть травка. — В два тела пялимся на трехслойный навесной потолок. Малость уставшие. Совершенно точно неудовлетворенные физически. Морально же мне лучше. В разы лучше. Я злорадно представляю лицо Леши, когда он об этом узнает. А то, что узнает, — факт. Не скажет Кирилл, скажу я. Чтобы сделать как можно больнее. И видеть реакцию. Без сомнения и жалости. Без малейшей капли вины или подобного дерьма. Я рушу мост безвозвратно. Жестко и кардинально. Я рушу все собственными руками, и от этого как-то нездорово, но хорошо. Потому что я, наконец, у руля и если раньше была ведомая, то теперь наоборот. Мнимая власть и псевдосвобода. Главное после не очнуться посреди кошмара, сотворенного самой же. Главное — не очнуться…
— Пошли курить в ванной. Пена, горячая вода и наркотики. Идеально.
— Ты же поняла, что мы только что сделали? — Смотрит снова этими своими осуждающе-серьезными глазами.
— Я расстроенная и злая, но не умалишенная. — Встав шлепаю в ванную, где висит черная, мать её, шторка. Выкручиваю оба крана, наливаю какой-то мыльной бурды и залезаю внутрь. — Милости прошу, — приглашаю присоединиться. Наблюдаю, как он скручивает косячок и раскуривает его. Цепляю пальцами и вдыхаю сладковатый дым, задержав дыхание и прикрыв глаза. Выдыхаю, чувствуя губы Кирилла напротив. Лениво смотрю сквозь полуопущенные ресницы, снова затягиваюсь. Раздвигаю призывно ноги шире, позволяю устроиться между ними. А когда приоткрываю рот, он вовлекает меня в долгий размеренный поцелуй с привкусом дыма. С привкусом чего-то немного приятного. Вылизывает вульгарно и губы, и подбородок. Доходя до самых ключиц.
И пусть я реагирую на происходящее как на своеобразное лечение от смертельного вируса, чье имя и без того понятно. То Кириллушка у нас дорвался. Не зря, скотина, ждал столько лет. Не зря.
И вот так и проходит половина ночи. Укуренные, мы трахаемся как студенты после попойки. В ванной, расплескав воду. И до коликов в животе, оглушая друг друга истерическим смехом, глядя, как плавает вязкая сперма возле пены. Потому что младший не дебил, ему и без напоминаний ясно, куда и что надо спускать.
Потом мы развлекаемся в зале, перепробовав энное количество поз. Везде, кроме комнаты ребенка и моей. Даже чертово клише — кухонный стол — таки опробовано. И все болит. Без шуток. Мышцы. Ноги. Руки. Шея. Я сорвала голос, расцарапала к херам всего Кирилла. Прокусила ему руку до крови и плечо. Обсосала до красноты губы. И, в общем, мы оба как маньяки, ей-богу. Потому что это разовая акция. С разными у каждого целями. Он берет все, что дают. Я методично довожу до логичного завершения начатое. С присущим мне упорством. Подойдя с толком и чувством.
Говорят, месть холодной подают. Моя же получилась испепеляюще-горячей. Как адово пекло. Она плавит, словно чертова лава, оставляя ожоги на душе. Как бы там ни было, что сделано, то сделано. Посеяно. Скоро буду пожинать плоды.
И вот теперь, лежа в постели, ленясь даже шелохнуть пальцем, в гордом одиночестве, пялюсь на звездные стены. Сказки у взрослых НЕ БЫВАЕТ. Понимаете? Есть только сука-реальность. Вот такая блевотная и уродливая. Когда одни предают других. Другие в ответ мстят и ломают что-то у себя внутри, точнее доламывают. Косячат. Импульсивничают. Мучаются. Не бывает ничего просто так. Как и не дается все и сразу. Увы.
И я забуду его. Наверное. Когда-то, возможно, забуду. А пока буду жить с чувством, что на мне тонна грязи. И умерла в конвульсиях совесть. Жить ради сына. Только лишь ради него и стоит. Больше причин не осталось. Ничего, кроме него, не осталось…
========== 22. ==========
Говорят, главное — начать, а дальше — легче. Неправда.
Проходит почти две недели, а внутри пусто и дико. Порой мне кажется, что мое сердце перестало биться с уходом Леши. Но нет же, лупит в ребра сраный мотор и ноет. Ноет и ноет. Бесит. Мысли околоалексеевские кружат ненавязчиво. То старший, то младший, который пропал, как штаны с забора, стоило ему уйти после той сумасшедшей ночи. Таки да, таки комбо я выбила. Один поступок — и минус два брата. Потому что я уверена в осведомленности бывшего мужа. Но ведь ему теперь все равно, да? Он явно обхаживает лучащуюся от триумфа жену и методично вытрахивает мысли обо мне с помощью ее тела.
А мне только и остается, что избегать разговора об отце с ребенком. Терпеть обиды и капризы. Спускать многое с рук и ждать, когда все снова войдет в прежнюю колею. Должно ведь? Дерьмо же не может быть постоянным, просто обязаны вслед за говно-периодами идти светлые моменты. Чтобы дышать стало полегче. Временная передышка. Обязаны ведь, да?
В последнее время мало работаю. Все валится из рук, и собраться с каждым днем становится сложнее. Сестра молча покачивает головой, но не осуждает. Ей я рассказала ВСЕ, практически в мелких подробностях. Но в ответ она сказала только, что каждый справляется с предательством и болью по-своему. Кто-то пьет. Кто-то колется. Кто-то лезет в драки и ловко балансирует на грани жизни и смерти, упиваясь адреналином. А кто-то, как я, использует запрещенный с кем-либо секс или переступает непозволительную ранее черту. Ломает и добивает. Лиза не знает и не уверена, как правильно и абсолютно верно в таких случаях поступать. Она просто сказала, что если мне от этого стало легче, значит, не зря.
Не зря ведь?
Только моя уверенность начинает покрываться мелкими трещинами, когда спустя ровнешенько две недели после нашего последнего разговора я вижу Лешу на пороге своей квартиры. И сердце подскакивает к горлу, комом застревая. Во рту пересыхает и грудину почти рвет от напряжения. Не понимаю причину его появления. Не знаю, чего ожидать. Осознаю лишь то, что я все еще не излечилась до конца, хоть и притупилось все знатно. И равнодушие на лице — не маска.
— Впустишь?
— Твоя ведь квартира, — пожимаю плечами и направляюсь на кухню. Я девочка вежливая, да и кофе мне не жалко. Ставлю турку на плиту, мерно помешиваю. Молчу. Он пришел. Значит, ему есть что сказать.
— Как Илья? — Нейтральная тема. Только я слышу каждую гнусную вибрацию в его голосе. И если внешне он само спокойствие, предшествующие бедствию симптомы налицо. Интонация, побелевшие в напряжении пальцы и темнеющие глаза. Причем явно не от страсти.