— Вот идея, пришедшая мне в голову, Роберт. Мне казалось, что будет гораздо лучше, если ты станешь тратить деньги дома и в то же время иметь все удовольствия и развлечения, которые ты получаешь в городе. Что прикажете, сэр? — продолжала она с милой деловой вежливостью.
Роберт прислонился к стойке и тщетно двинул три или четыре раза носком сапога, пытаясь найти перекладину для ног. Он был до некоторой степени ошеломлен, как всегда, оригинальной идеей своей жены. Затем он взял себя в руки и изобразил на лице мрачное подобие улыбки.
— Мне пива, пожалуйста, — сказал он.
Его жена нацедила пива, положила пятицентовик на полку и, облокотившись о бар, стала непринужденно болтать на темы дня, как это делают все рестораторы.
— Вы должны сегодня много пить, — сказала она лукаво, — так как сегодня вы мой единственный посетитель.
Настроение у Роберта было подавленное, но он пытался не обнаруживать этого. Если не считать пива — действительно первоклассного, — мало что напоминало ему здесь те места, где он имел обыкновение тратить деньги.
Яркого света, блеска хрусталя, стука игральных костей, смешных анекдотов Брауна, Джонса и Робинзона, оживленного движения и специфически ресторанного колорита — ничего из того, что он находил там, здесь не было. Некоторое время Роберт был задумчив — и вдруг оригинальная идея пришла ему в голову.
Он вытащил из кармана пригоршню мелочи и начал заказывать пиво кружку за кружкой. Леди за стойкой вся так и сияла от успеха своей идеи. Обычно она устраивала целую бучу, если от ее супруга несло по возвращении домой пивом, но теперь, когда прибыль шла ей в руки, она и не думала жаловаться.
Неизвестно, сколько в точности кружек подала она своему мужу, но на полке уже красовалась целая стопка пяти- и десятицентовиков и даже две или три монетки в двадцать пять центов.
Роберт почти уже лежал на стойке, время от времени выбрасывая ногу, чтобы попасть на перекладину, которой там не было, но говорил очень мало. Его жене следовало бы не допустить до этого, но прибыльность предприятия вскружила ей голову.
Наконец Роберт выговорил чрезвычайно повышенным тоном:
— Ччерт ппоодери, ггоните ссюда еще ппару ссклянок и ззапишите их на ммой ссчет!
Жена посмотрела на него с удивлением.
— Конечно же, я не сделаю этого, Роберт, — сказала она. — Ты должен платить за все, что берешь. Я думала, что ты это понял.
Роберт посмотрел в зеркало так прямо, как только мог, пересчитал отражения и затем гаркнул голосом, который можно было услышать за квартал:
— Кк ччерту вссе этто, ггони сюда шшесть ккружек ппива, дда ппоставь их на ллед, Ссюзи, ккрасавица моя, или я ссброшу к ччерту всю ттвою ммузыку. Га-га!
— Роберт! — сказала его жена тоном, обнаруживающим растущее подозрение. — Ты пил сегодня!
— Этто ннаглая лложь! — возразил Роберт, запуская пивной кружкой в зеркало. — Ббыл в кконторе, ппомогал пприятелю отправлять ккниги и оппоздал на ттрамвай. Слушай, Ссюзи, ккрассавица, ты ддолжна мне две крружки с прошшлого рраза. Ггони их ссюда, или я ссброшу к ччерту всю сстойку!
Жену Роберта звали Генриеттой. В ответ на последнее замечание она вышла из-за стойки и двинула его в глаз штукой для выжимания лимона. Тогда Роберт пнул стол, перебил половину бутылок, пролил пиво и заговорил языком, не пригодным для печатного издания.
Десять минут спустя жена связала его бельевой веревкой и, мерно нанося ему удары теркой для картофеля, обдумывала в промежутках способ ликвидации своей последней блестящей оригинальной идеи.
ЕЕ НЕДОСТАТОК
То были две хаустонские барышни, совершающие прогулку на велосипедах. Они встретили третью барышню, не признающую велосипеда, которая катила с молодым человеком в шарабане.
Конечно, они должны сделать какое-нибудь замечание о ней — потому что это рассказ из жизни и потому что они настоящие живые барышни! — и вот одна из них сказала:
— Мне никогда не нравилась эта особа.
— Почему?
— О, она слишком женственна!
РАЗНОГЛАСИЕ
— Этот мистер Бергман, оперный антрепренер, — сказал один из хаустонских граждан, — он поступил со мной несправедливо. Когда я недавно пошел брать билет на оперетту «Паук и муха», я просил его взять с меня полцены, потому что я глух на одно ухо и могу услышать только половину спектакля, а он сказал мне, что я должен заплатить вдвойне, так как мне, чтобы прослушать пьесу, требуется вдвое больше времени, чем кому-либо другому!
ПРИЧИНА БЕСПОКОЙСТВА