Поэтому, устанавливая государство на территории постУкраины, России во многом придется начинать с нуля. То, что появилось вместо государства, сложно назвать системой. На постУкраине сформировалась скорее антисистема, паразитировавшая на государственности.
Историк Лев Гумилев, кроме авторского понятия «пассионарность», ввел еще один термин — государство-химера. Он разобрал это явление на примере средневековой Хазарии и ряда других государств Ближнего Востока.
Государство-химера образуется внутри системы, а потом, захватив государство, уничтожает его. Химера паразитирует на государственных институтах, используя их во зло.
Нечто подобное мы наблюдаем сегодня в агонии постУкраины. Режим В. Зеленского использует советскую систему военкоматов для обеспечения массового призыва. Но так как призывники нужны не для войны, а для картинки героической гибели в кровавом сериале, предназначенном Западу, то военкоматы, которые созданы для защиты родины, превращаются в систему похоронных бюро, а военкомы — в рэкетиров.
Справедливости ради украинская химера родилась не на пустом месте. В первом томе «Украинской трагедии» подробно разобрана идея безгосударственности, которая легла в ее основу. Безгосударственность как особая форма свободы общества достаточно прочно сидит внутри постУкраины и ее жителей. России предстоит преодолевать эти стереотипы как вредные иллюзии об исторических альтернативах.
Государственность на территории постУкраины — плоть от плоти государственности России. Просто последние 30 лет государство оказалось брошено и деградировало до неузнаваемости.
Государство и власть. Советская модель на Украине
Во всех постсоветских осколках модель государства на старте была плюс-минус похожая: политическая власть принадлежала партии, хозяйственная — исполкомам (в СССР лишь на словах власть была советская, по факту — коммунистическая). Еще имелись Советы народных депутатов разных уровней, роль которых сильно возросла после того, как КПСС лишили монополии политической власти.
Все постсоветские государства на заре нового рождения столкнулись с похожими кризисами, в центре которых находились Советы, быстро переименованные в Мажилисы, Рады, Думы и Жогорку Кенеши.
Государство — это сложная система, которой способен управлять лишь тот, кто взял всю полноту власти. Более того, оно есть результат процессов борьбы за власть. По крайней мере, публично-политическая часть государства задумана как поле битвы за власть.
Напомню, что накануне распада политическая жизнь в СССР бурлила. Михаил Горбачев пересаживался с поста генсека партии на пост президента СССР. Представители высшей партийной элиты, собравшейся вокруг Горбачева, решали вопрос о транзите власти от партии к президенту. При этом для получения данного поста использовали обходной маневр. На прямые выборы то ли не решились, то ли не были уверены в победе, поэтому легитимизация президентской власти проходила через парламент, собранный под брендом «Съезд народных депутатов СССР».
Политический сезон 1988–1989 годов был очень жарким. Впервые со времен В.И. Ленина на выборы пустили не только беспартийных, но и откровенных оппозиционеров. Несмотря на странные реформы и растущее недовольство линией Горбачева, партия сохраняла дисциплину и была верна высшему начальству.
Горбачев с каждым годом все больше отстранялся от партии, позиционируя себя не как партийного вождя, а как народного избранника. В целом можно сказать, что он был первым политиком, который преподносил себя публике на западный манер: публичен, максимально открыт, говорил вроде правильные, но крайне противоречивые вещи. С точки зрения политических технологий Горбачев был бессодержательным, но натренированным популистом, который говорил той аудитории, в которой оказывался, то, что она хотела услышать. Главное, что он делал, — продвигал бренды «перестройка», «ускорение», «гласность», что было в новинку для консервативного советского общества.