Одни – где я умудрилась получить реальный боевой опыт. Другие – что за козёл это был. Третьи – почему отказалась. А ты всё отмалчиваешься.
«Не только красива, но ещё и не глупа…»
Сарина пожала плечами, вяло ковыряясь в тарелке. Фыркнула.
– Если принять во внимание твой темперамент и характер, – сказала она с лёгким намёком на ехидство, – я неминуемо и достаточно скоро узнаю ответы на все три вопроса, даже если ничего не спрошу.
Миреска рассмеялась – как горсть серебра рассыпала.
– Ну, подруга, уела! Так уела, что лапки кверху! А кто ты вообще? Хм… судя по въедливости и умению слушать, ты – психолог?
– Нет. Я… тоже инструктор.
– Инструктор чего?
Сарина снова пожала плечами и ответила, не поднимая взгляда от тарелки:
– Пси-подготовки.
Миреска слегка выгнула одну из своих чуть несимметричных бровей.
– А теперь, – сказала она, – мой черёд обламывать ожидания. Ты после перекуса куда?
– В спортзал.
– Значит, по пути.
«Привыкла лидировать. Что ж, посмотрим…»
В раздевалке Сарина получила очередной заряд зависти прямо в подкорку. Пока на Миреске был свободный балахон, можно было питать иллюзии насчёт того, что он маскирует какие-нибудь физические недостатки. Но когда балахон был сброшен и Миреска осталась в одном типовом комбезе, который можно надеть под скафандр или перед тренировкой, иллюзии развеялись сухим прахом. Сарина решила, что понимает неизвестного ей вышестоящего козла: Миреска могла вызвать у любого здорового мужчины физическое влечение даже в период ауф!
А уж в силпан…
Правда, тело инструктора по боевой и тактической отклонялось от классических канонов не меньше, чем лицо. Слишком уж сухое, слишком поджарое – за вычетом хорошо развитой груди – и широкоплечее. Ни малейшего намёка на женственную мягкость, которую так ценят многие виирай. Но изумительная пластика этого отлично тренированного тела, сплавленная с хищной грацией, возмещала все недостатки. Причём с процентами.
Тут Сарина обнаружила, что Миреска изучает её не менее придирчивым взглядом – и хмурится всё сильнее.
– Что-то не так? – не сдержавшись, спросила она.
– Сколько тебе зим, Сарина?
– Мне девятнадцать хин-циклов. – Почти. – А в чём дело?
– В столовой ты казалась мне старше.
Поколебавшись, Миреска уточнила:
– Старше меня.
«То есть она накинула мне десяток хин-циклов. Нормально».
– Ты просто мало общалась с Владеющими, – понимающе кивнула Сарина.
Но Миреска не успокаивалась.
– Я слышала раньше, что молодые Владеющие кажутся старше своих лет, а старые – наоборот. Но думала, что это просто… слухи.
– Не совсем.
– Тогда, выходит, и Высшие действительно бессмертны?
– А вот этого никто не знает.
Выдержав паузу, Сарина усмехнулась снова и добавила:
– Насколько мне известно, ни один Высший ещё не прожил больше трёхсот хин-циклов. Срок внушительный, но для бессмертия явно маловат.
– Смеёшься над бедной провинциалкой?
– Есть немного. – Вернув лицу серьёзность, Сарина объяснила. – Понимаешь, у
долгожителей постоянно возникают проблемы со здоровьем. У проживших более одного обычного срока – одни, у проживших более полутора – другие. Старейшим Высшим, как я слышала, приходится держать очень жёсткую диету и постоянно проходить чередующиеся процедуры: очищающие, профилактические, терапевтические. Даже хирургические. Про корректирующее физиологию пси молчу. Но проблемы проблемами, а за последнюю сотню хин-циклов ни один Высший не умер естественной смертью.
Миреска помотала головой.
– Пошли-ка в зал, – сказала она.
Когда входишь в воду, и та сначала покрывает колени, потом доходит до талии, а там и до груди, чувствуешь всё большую лёгкость. В коротком коридорчике от раздевалки к спортзалу Сарина чувствовала то же самое, но с точностью до
наоборот. Градиент искусственного тяготения рос до тех пор, пока не достиг уже в самом спортзале значения 1,72 от нормального. Этот локальный градиент вместе с температурой (слишком низкой), давлением, влажностью и корабельным временем светился на специальном табло напротив входа.
– Наконец-то добрались до истины, – сказала Миреска.
– Ты о чём?
– О тяготении. Нам предстоит жить именно в таком поле, и я предлагала техслужбе
сразу установить его, а не увеличивать от нормальной величины долгие десять юл-циклов.
Глупо получается: привык к повышенной тяжести, освоился при коэффициенте 1,2 – а завтра изволь привыкать заново уже к градиенту 1,3.
– А в твоём родном мире какой градиент? – спросила Сарина, прищурясь.
– Полуторный. Почти.
– Ну-ну.
– Да при чём тут это?
– Ни при чём. Совершенно ни при чём.
Миреска сообразила, что её подкалывают, и рассмеялась. У неё был очень красивый смех.
– Хочешь оттянуть разминку? Вперёд!
Сарина, которая хотела именно этого, поплелась следом.
Впрочем, пассивности ей хватило ненадолго. Раньше она уже тренировалась в увеличенном поле тяготения и владела несколькими целительскими приёмами, способными помочь преодолевать его. Прародина виирай была довольно «лёгкой» планетой, большинство миров с кислородной атмосферой имели тяготение процентов на 10 – 40 большее. Поэтому даже матёрым пространственникам врачи рекомендовали не менее одного юл-цикла из каждых шестнадцати проводить в поле на треть мощнее привычного. А лучше – в полтора раза мощнее, и один цикл из восьми. Мало ли, вдруг когда-нибудь придётся сидеть на самом дне гравитационного колодца? Лучше заранее составить представление о том, каково это.
Но градиент 1,72…
Поднять руку – просто поднять руку! – как выжать гантель. Наклонишься – а
распрямляешься уже так, словно штангу поднимаешь. Причём не самую лёгкую штангу. Да и наклоняться-то надо осторожно: поле так и норовит сделать движение более резким, чем это нужно, и даже более резким, чем это безопасно. Присядешь, и вставать не хочется. Хочется лечь.
Тяжко.
Сарина прикрыла глаза, пробуждая скрытую внутри силу. У солнечного сплетения разросся комок тёплого сияния, запульсировал, разросся ещё. Выпустил лучики,
разбежавшиеся по рукам и ногам. Постепенно, но довольно быстро в поле мысленного зрения Сарины проявилось схематичное изображение собственного организма. По схематичности можно было судить о мере овладения целительством: чем ближе к
реальности, тем лучше. Но на этот раз добиваться возможно более полного сходства схемы и действительности Сарина не стала: в настоящий момент её интересовали не скрытые тонкости контроля, а костно-мышечная и сердечно-сосудистая системы. То, что страдало от высокого тяготения более всего и нуждалось в адаптации в первую очередь.
Начать с сердца. Частые сокращения, напряжённый ритм… тут мало что можно
сделать: сердце должно поработать с большей отдачей. Вот только это напряжение…
снять его. Лишние затраты сил нам ни к чему. Кровеносные сосуды… так же просто, как с сердцем, с ними не сладить. Ненадолго вспомнив о нервной системе, Сарина заставила действовать что-то вроде комплексного условного рефлекса, отвечающего за эластичность сосудов и проницаемость их стенок. Теперь даже после нескольких
мири-циклов в спортзале ноги не отекут, и в то же время можно будет повиснуть на турнике вниз головой, не опасаясь потерять сознание от резкого прилива крови к
голове. Хорошо… и пока контакт с нервной системой ещё не ослаб, надо заострить рефлексы. Чтобы, к примеру, поймать падающий предмет (и самой не упасть), надо действовать шустрее. А увеличенный мышечный тонус нам поможет. Теперь, после работы с сосудами, его можно повышать без опаски – конечно, если знать меру…
– Что ты делаешь?
– Так, – откликнулась Сарина. – Небольшая медитация. Собственно, я уже закончила.
Открыв глаза, она прислушалась к своим ощущениям. Хорошо. Или, во всяком случае, не так плохо. Тяжесть, конечно, никуда не делась, но воспринималась куда легче. Где-то процентов на тридцать сверх нормы. Помахав руками, пару раз присев и вдумчиво потянувшись, наклоняясь из стороны в сторону, Сарина мысленно