Они шли мимо храма Горго Печального. Джейм взглянула на него, прогоняя остатки красной пелены.
Цукат покинул их у ворот Округа Храмов, а Джейм и Санни вошли внутрь, обсуждая нового знакомца. Санни хотел поймать внука Сирдана на лжи, помня о наставлениях брата подозревать всех и каждого. Джейм, еще не очень разбирающаяся, но уже не слишком одобряющая политику Гильдии, смеялась над излишней осторожностью своего друга.
Был ранний вечер, когда они пришли в штаб-квартиру Новой Волны, дом-крепость у Солнечных Ворот в районе Золотого Звона.
– Главное – произвести хорошее впечатление, – сказал Санни, ведя ее по роскошным коридорам. – А это не просто, особенно когда соревнуешься с человеком, для которого казна Гильдии что собственный кошелек.
Сардоник встретил их в своем кабинете. Лидер Новой Волны и ученик мастера Писаки встретились впервые. Санни напряженно вглядывался в обоих, отметив изящество, с которым они обменялись приветствиями. «Все идет хорошо», – решил он.
Джейм тоже сперва так подумала. Санни был белобрысый, а его брат – черноволосый, глаза сверкали синевой, как сапфиры, плавности движений позавидовал бы танцор. Да, Сардоник был самым привлекательным мужчиной из всех, кого она видела в своей жизни. Богато обставленная комната, выдержанная в синих и серебристых тонах, подчеркивала его красоту. Никто не мог усомниться, что вот он – сын Сан-Сара, бога на золотой колеснице.
Он стал говорить о своих планах в Гильдии, если Большой Совет присудит ему господство наступающей зимой. Джейм уже слышала все это от Санни, но он не рассказывал так подробно и ярко. Красноречие оратора обволакивало слушателя и уводило его мысли в светлое будущее, по сравнению с которым сорок лет правления Свят-Халвы казались жалким прозябанием.
Но внезапно ее словно ударило чем-то, возвращая в настоящее. За плечом Сардоника показалось лицо. В темном углу комнаты, устроившись на краю стола, словно выпущенный из клетки стервятник, сидел маленький человечек, с лицом, больше напоминавшим череп. Его полупрозрачные ручки были скрещены на притянутых под острый подбородок костлявых коленях. На его лице – насколько взгляд кенцира мог различать в темноте – отражалась неприкрытая злоба.
Вскоре монолог Сардоника завершился, и они также грациозно распрощались. Обернувшись в дверях, Джейм увидела, что лидер Новой Волны уже погрузился в тень, склонившись к человечку, который, как она внезапно поняла, мог быть только главой шпионской сети, раскинутой по всему Тай-Тестигону, где он был известен не иначе как Подполз.
– Санни… – сказала она, выйдя из дома. – Очень заметно, что я боюсь?
– О боги, нет, а что?
– Твой брат напугал меня. Мне кажется, он способен на все.
Санни недоуменно взглянул на нее и рассмеялся:
– Ну конечно! – и вновь стал восторженно говорить о всех замечательных вещах, которые сделает Сардоник, придя к власти.
Джейм пыталась слушать, но перед глазами неотступно стоял лишь красивый, невероятно, сверхъестественно мужественный лик, щекой к щеке с маской смерти, чей взгляд, переполненный ненавистью и завистью, ни на миг не отрывался от лица Санни.
Сардоник не попросил Джейм заходить еще. Ясно, что он не придавал ей большого значения, полагая, что ее преданность обеспечит Санни.
Свят-Халва также держался на расстоянии, но с меньшим равнодушием. От Цуката Джейм знала о стародавнем соперничестве Сирдана и ее учителя. Свят-Халва всегда и во всем ревновал Писаку и бесился, что тот не завидует ни его положению, ни власти. Всю жизнь младший брат пытался превзойти старшего – в мастерстве, тайных науках, славе – и всегда терпел поражение. Сейчас, на закате своих дней, самым важным для него стало выведать тайны Писаки. Свят-Халва не мог до конца поверить в то, что Писака решил передать семейный секрет – каковым Сирдан всегда считал его мастерство – какому-то чужаку. В результате Джейм оставили в покое – по крайней мере, на время.
И сейчас она, Цукат и Санни прекрасно проводили время. Санни, с его легким характером, не мог долго хранить подозрения и проявлял поистине братские чувства к Цукату, а Джейм подкупило одиночество мальчишки – она слишком хорошо помнила свое собственное нерадостное детство. Она разглядела в Цукате тот же дух исследователя, что и у нее, и очарование вытеснило недоверие.
– Ты знаешь, какое самое старое здание в Тай-Тестигоне? – однажды спросил Цукат Джейм. – Храм твоего бога. Кажется, он стоял здесь еще до того, как возвели стены города, до того, как образовалась Старая Империя, даже до того, как появился сам Кенцират. Как такое вообще возможно?
– Может быть, летописцы и аррин-кены знают, кто его построил, – ответила Джейм. – А я не знаю. Мы перемещаемся по миру, а храмы всегда ждут нас. Здешний, наверное, действительно столь же стар, как и Ратиллен. Прочие жрецы Тестигона не хотят признавать его существования.
– Поэтому они выбрали другое место в городе для Округа Храмов, – глубокомысленно произнес Цукат. – Я слышал, что есть еще один большой кенцирский храм на юге, среди руин Тай-Тена.
Он много говорил об этом затерянном городе, великой южной столице Старой Империи, чьих ветхих стен уже пять столетий не видел ни один человек. Именно сейчас на поиски собирается экспедиция, и Цукат непременно хочет в ней участвовать. Как раз об этом он хотел говорить с дедом в ту ночь, когда прервал его попытку подкупить Джейм. Свят-Халва никогда бы не позволил внуку никуда уйти, к тому же сейчас он слишком зол из-за случая в проулке, чтобы вообще что-то обсуждать. Джейм почему-то чувствовала себя ответственной за это. Чтобы что-то сделать для мальчика, а заодно и умиротворить Свят-Халву, она показала Цукату кое-что из того, чему ее научил Писака.
Ничто из этих штучек нельзя было назвать «секретом». Да и все прочее не было таким уж таинственным, и Джейм уже подумывала, что старик все-таки решил оставить знания при себе. Конечно, ее это расстраивало, но с другой стороны, те уроки, что он давал ей, не оставляли времени и поводов для неудовольствия.
Писака засыпал Джейм правилами новой профессии, но ей хотелось, чтобы обучение двигалось в каком-нибудь другом направлении. Она узнала, что все, похищенное учеником, становится собственностью его учителя, а уж он посылает добычу в одну из пяти Гильдий, каждая из которых торгует разными товарами. Там награбленное добро оценивают и прячут, потому что хранение краденого преследуется по закону. Самый опасный и ответственный момент – так называемый рисковый период – начинается с той минуты, как вещь попадет в руки ученика. В Тай-Тестигоне обладание – уже доказательство вины. Соучастие иногда также карается, но только если обвиняемый успел дотронуться до похищенного предмета. В наказание отрубают пальцы кисти, сдирают кожу с одной руки или с обеих. При этом провинившихся избивают стражники. Худшая казнь – публичное сдирание кожи с расчленением. Участвовать могут все заинтересованные горожане. Такое наказание следует за покушение на одного из Пяти или члена Гильдии Лордов.
Когда Джейм услышала это, темнота наползла на глаза – она вспомнила. Не так давно молодой озлобленный подмастерье набросился на самого Сирдана прямо в зале Гильдии. Немало времени пройдет, прежде чем она забудет ту раздавленную фигуру – без глаз, без языка, оскопленную, извивающуюся под ножом и каленым железом на Троне Милости.
Поняв, что его уже не слушают, Писака завершил лекцию сердитым окриком. Зачерпнув пригоршню самоцветов из ящика стола (среди драгоценностей было несколько мраморных шариков и пара мышиных черепов), он швырнул их перед ней, немедленно сгреб обратно и потребовал сказать точно, что она видела. Это было их старое упражнение, и Джейм обычно прекрасно справлялась с ним. Однако сегодня она назвала лишь восемнадцать из тридцати – или около того – камней. Разные вещи отвлекали ее, и не в последнюю очередь – Уродец, заснувший, положив голову на ее плечо.