Я напускаю на себя непринужденный вид.
– Ну и как ты сходил на болото, Тодд? – язвительно спрашиваю я. – О, там было клево и весело, Киллиан, спасибо за заботу. Видел что-нибудь интересное? Странно, что ты спросил, Киллиан, потому что без приключений и впрямь не обошлось. Это даже объясняет, почему у меня разбита губа, о которой ты, кстати, не спросил, но ведь мне нужно сперва накормить овец и починить клятый забор!!!
– Не ругайся, – говорит Киллиан. – Мне не до игр. Ступай и займись овцами.
Я стискиваю кулаки и сдавленно рычу, давая Киллиану понять, что больше не стану терпеть его идиотизм.
– Пошли, Манчи.
– Овцы, Тодд! – кричит Киллиан мне в спину. – Сначала овцы!
– Да покормлю я твоих клятых овец, – бормочу я себе под нос и ускоряю шаг.
Кровь стучит в голове, и Манчи начинает волноваться в ответ на мой яростный Шум.
– Овцы, Тодд! – лает он. – Овцы, овцы, овцы! Овцы, овцы, Тодд! Тихо! Тихо на болоте, Тодд!
– Заткнись, Манчи.
– Как это понимать? – произносит Киллиан таким тоном, что мы оба невольно оборачиваемся.
Он уже сидит рядом с генератором, и все его внимание обращено на нас, Шум пронзает меня насквозь, точно лазер.
– Тихо, Киллиан! – лает Манчи.
– Что значит «тихо»? – Киллиан испытующе смотрит на меня.
– Тебе-то какая разница?! – Я отворачиваюсь. – Овцы же некормлены!
– Подожди, – окликает он меня, но тут генератор опять начинает пищать, и Киллиан с криком «Черт подери!» возвращается к работе.
Вопросительные знаки в его Шуме еще какое-то время преследуют меня, но я ухожу в поле, и они становятся слабей.
Сволочь, какая же ты сволочь, думаю я, топая по ферме, только слова выбираю покрепче. Мы живем примерно в километре к северо-востоку от города. На одной половине фермы у нас овцы, а на другой – пшеница. За пшеницей ухаживать тяжелей, поэтому ею занимаются в основном Бен и Киллиан, а мне, как только ростом я стал выше овцы, поручили овец. Мне, а не нам с Манчи, хотя вообще-то его подарили именно для этого: чтобы я сделал из него пастушью собаку. По понятным причинам – я имею в виду его тупость конечно же – план не сработал.
Кормить, поить, стричь, принимать роды, даже кастрировать и забивать – все это приходится делать мне. Наше хозяйство и еще два обеспечивают шерстью и мясом весь Прентисстаун (раньше таких ферм было пять, а скоро станет две, потому что мистер Марджорибэнк вот-вот сопьется и помрет). Тогда мы объединим наши стада. Точней, я объединю его стадо с нашим, как это было два года назад, когда исчез мистер Голт, и мне пришлось забивать, кастрировать, стричь, кормить, поить вдобавок и его овец. Думаете, мне сказали спасибо? Сейчас!
Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я, пытаясь успокоить свой Шум, потому что дома он разбушевался еще сильней. Я почти мужчина.
– Овцы! – говорят овцы, когда я, не останавливаясь, прохожу через поле. – Овцы! Овцы! Овцы!
– Овцы! – лает Манчи.
– Овцы! – отвечают они.
Овцам тоже говорить не о чем – даже меньше, чем собакам.
Всю дорогу я прислушивался к Шуму Бена и наконец вычислил, на каком пшеничном поле и в каком углу он работает. Сев давно закончился, сбор урожая только через несколько месяцев, поэтому сейчас на поле делать особенно нечего: только следить за исправностью генераторов, ядерного трактора и молотилок. Вы могли подумать, что в это время года Бен и Киллиан помогают мне с овцами, но нет, ничего подобного.
Шум Бена доносится от оросительной трубы – насвистывает песенку. Я резко поворачиваю и иду к нему через все поле. Шум Бена – не то что Киллиана. Он в сто раз спокойней, четче и другого цвета (видеть его нельзя, но если Шум Киллиана кажется красноватым, то у Бена он синий или иногда зеленый). Они вообще разные, как огонь и лед, Бен и Киллиан, мои, типа, родители.
В общем, история такая: моя мама дружила с Беном еще до отбытия в Новый свет, они оба были прихожанами одной церкви, когда поступило предложение покинуть старую планету и колонизировать другую. Ма уговорила па, Бен уговорил Киллиана, так их корабли очутились здесь и была основана наша колония. Ма и па разводили овец, а на соседней ферме Бен с Киллианом выращивали пшеницу, и все жили счастливо и дружно, солнце никогда не заходило, мужчины и женщины пели песни, любили, никогда не болели и не умирали.
По крайней мере, именно эту историю я вижу в их Шуме, но как знать, что было на самом деле? Потому что, когда я родился, все вдруг изменилось. Спэки выпустили микроб, убивший всех женщин – и мою ма, – потом началась война, мы ее выиграли, но Новому свету в общем-то пришел конец. Я тогда был совсем крохой и ничего не понимал. Нас, детей, осталась целая куча, зато взрослых – всего-то полгорода мужчин. Поэтому многие дети умерли, а мне, считай, повезло, потому что Бен и Киллиан взяли меня к себе, кормили, поили, воспитывали, учили и вообще всячески не давали умереть.