***
Тибиерий Просперус II Фениксийский.
В то время, пока в его вотчине разрасталась чума хаоса, старейшина рода сидел возле своего сына. Суровый взгляд мужчины не выражал ничего, но внутри воина холод разума сражался с разгорающимся пламенем гнева. Гнева, в первую очередь, на себя. Ошибка, совершённая им в битве с Каркаддоном, привела к более глобальным проблемам, которые патриарху рода нужно было как можно быстрее решить.
Как только из Огромного портала поперла толпа тварей, они отступили. Воины были в полном здравии и понимали, что такой поток тварей хаоса им не сдержать. Их попытка привела бы к глупой смерти. А умирать Тиберий пока не собирался. Ему, как минимум, нужно было совершить еще одно действие.
Древний ритуал его рода, передающийся от главы рода к наследнику, вследствие которого род и был назван Фениксийским, сейчас планировал свершить патриарх. Давным-давно его предкам удалось получить благодать феникса. Но не того, что благодаря многим преображениями и ритуалам, превратился в духовного феникса призываемый дух его рода, а самого настоящего. Божественная птица наградила его предка одним умением. Суть его заключалась в следующем. Глава рода мог наложить на своего наследника метку феникса и при желании мог один раз за свою жизнь воскресить избранного им человека. И даже если тело помеченного будет уничтожено, нужно всего лишь найти подходящий сосуд и провести ритуал для его возвращения. Желательно пустое тело, чтобы душа вернувшегося не вступила в схватку с душой законного владельца.
А смотря на регулярно конвульсивно подергивающегося Марка, Тиберий смирился с тем, что разума сына больше нет. И принял решение, что тело Марка и будет сосудом для возвращения Аврелиана. Слуги покинули опочивальню раненого легата. В просторной комнате остался патриарх и его сын. Тиберий поднялся на ноги, подошел к лежавшему Марку и вытянул над сыном руки. Спустя несколько секунд его руки загорелись, красные языки пламени вырывались над раскрытыми ладонями мужчины. С каждым мгновением пламени вырывалось все больше. Когда пламя, вырывающееся с обеих ладоней, соприкоснулось между собой, от образовавшегося огненного шара в тело Марка ударил поток, выжигающий прежнюю душу, а на ее место встроилась душа Аврелиана.
Как только действия ритуала завершились, вместе с силой, что способствует воскрешению, Тиберия покинули и знания, как их применять. Они появятся у Аврелиана, как только он проснется, вместе с силой награждать меткой. Огонь, появившийся из ниоткуда, туда же и исчез, не оставив после себя видимых повреждений.
Тиберий посмотрел на сына и сразу заметил, что шрамы на лице и глубокий рубец, проходящий по голове, исчез, а вместо него осталась лишь одна гладкая кожа. Правда сыну придётся подстричься налысо, так как лысая плешь по центру головы выглядела малоприятно. Но это меньшая из проблем. Молча смотря на сына, мужчина простоял минут двадцать. Тревоги не было, Тиберий знал, что ритуал сработает, но не знал, спустя какое время. Прождав двадцать минут, уже хотел уходить, но заметил, как веки Аврелиана начали подергиваться. А потом сын подорвался с кровати и закричал:
— Предатель!
Лицо Аврелиана исказилось в гневе, глаза искали Марка, но вместо поляны с монстром и предавшего его брата он увидел знакомые палаты во дворце отца и его самого.
— Отец, Марк предал меня! Когда я сражался с тварью, он ударил меня в спину! Скажи мне, где эта тварь и я вырву из него душу! — чуть ли не рыча, проговорил его сын и уже начал вставать, но, ухватившись рукой за одеяло, замер.
Ничего не говоря, Аврелиан медленно, деталь за деталью, стал рассматривать сначала кисти рук, потом дошел до локтей, потом откинув покрывало, осмотрел, как он понял, не свое тело. Посмотрев на грудь, он увидел столько похожую, но все-таки другую, рунную вязь, создающую в себе пять печатей. У его почившего младшего брата Ауреона было три печати, у него самого было семь, у отца было десять. А человеком, у которого было пять, был Марк.
Глядя на пять рунных печатей, он окончательно убедился, в чьем теле он находится. Еще немного рассмотрев тело брата, нет, уже его тело, Аврелиан перевел взгляд с себя на отца и спросил: