За это его невзлюбили друзья
И меньше общались с ним день изо дня.
Иуда с душою ребенка терпел,
Он все понимал и извечно скорбел,
Но храбрость и помощь никто не ценил,
Казалось, что даже Христос разлюбил
Несчастного доброго друга. Себя
Иуда терзал этой мыслью зазря.
Со всех сторон видя лишь гнев в адрес свой,
Апостол все больше боролся с собой:
В нем буря тоски поднималась не раз,
С обидою горькой смешавшись тотчас.
Иисус так друзей всех своих полюбил!
За что же Иуду он так оттеснил?
И, все же поддавшись злым чувствам на миг,
Своим поцелуем клеймил Сына лик.
Он горечь обиды сумел погасить,
Но с ужасом понял, кого смог убить…
Был сломлен безжалостно тяжким грехом,
Иуда пошел вслед за Сыном Христом.
Была ли Иуды вина здесь? Вопрос.
Ведь всей его жизнью был только Христос.
Комната
Молчит, собой отягощая воздух,
Та Комната, раздетая до стен.
Она все помнит пуль печальный отзвук,
Несущий запах горьких перемен.
Ей не забыть шуршанье граммофона,
Пугающее больше, чем кошмар.
Или протяжный стон из саксофона,
Дым сигарет, коньяк и летний жар.
Она букеты помнит дикой розы,
И силуэты, клятвы и любовь.
Однажды даже помнит злые слезы,
Удар ножом, а после только кровь.
Когда-то были свадьбы и поминки,
Когда-то только книги и листы.
Или, напротив, битые бутылки.
Или, напротив, радость и цветы.
И помнит трупы, раненных в достатке,
Бинты и вонь. И тихое: «Убит».
Войну и мир, боль, счастье, неполадки –
Все помнит Комната. Все помнит и молчит.
Кто не сжигал мосты…
Кто не сжигал мосты, не знает,
Как трудно искры высекать,
Когда душа внутри страдает,
А память может лишь стонать.
Кто не смотрел, как пламя рвется
По доскам дружбы, что прошла,
Тот не поймет, как сердце бьется,
Когда погублена душа.
Вдыхая едкий дым и копоть,
До слепоты смотреть в огонь,
Пока воспоминаний коготь
И удушающая вонь
Не выжгут на душе постылой
Свое хозяйское клеймо,
Чтобы потом, когда остыло
Приобретенное ярмо,
Мог видеть каждый, что покрыта
Душа вся метками тавра,
И не осталось мест сокрытых,
Где поцелуев нет костра.
Кто не сжигал мосты, не знает,
Как дивно тлеют все мечты,
Ведь дружба тоже убивает:
Сгорит или она иль ты.
Лилит
Он создал ее из огня, возвеличив над сыном земным, что рожден был в грязи,
И жидкое пламя, текущее в жилах, свернуть не давало с бунтарской стези.
Свободна от Бога, жила только чувством, не зная границ для себя никаких,
Она соблазнить могла прелестью дикой и демонов ярых, и тварей любых.
Короной, венчавшей главу непокорной, служили ей волосы меди рыжей,
Она стала самой желанной из женщин для ангелов падших и смертных мужей.
Презрения скрыть не смогла от Адама, что Богом в супруги назначен ей был,
Покорность его лишь сильней ее злила, в душе пробуждая неистовый пыл.
Адам создан первым, но плоть его – глина; она же вторая, но вся из огня.
Ей имя – Принцесса, ей имя – Богиня. Она вдохновенье и ночи, и дня.
О, первый мужчина, ты так простодушен! Позволил покинуть супруге тебя,
Она не вернется к утру в царство Бога, ей чуждо смирение чувств бытия.
Адам помутился рассудком, ослепнув, когда он узрел Князя Тьмы и Лилит,
Что, страстно обнявшись, друг друга любили. Адам – холодеет, супруга – горит.
Господь погрузил мужа в сон беспокойный, достал из груди его полую кость
И создал вторую жену, что достойней была для Адама. Чужда Еве злость.
Но только Лилит, непокорное пламя, творенье, в котором коварство кипит,
Была для Адама навеки любима, единственной женщиной, что не сгорит.
Лилит могла дать всему миру начало, но в ней была гордость, что духа сильней,
Склониться пред мужем, склониться пред Богом она не желала, смерть рабства милей.
Навеки проклятье наложено Богом на ту, что имела огонь, а не кровь,
И дети ее стали символом ночи и ради Лилит зло творят вновь и вновь.
Она – красота и соблазн, но владеть ей не сможет ни смертный, ни Бог до конца.
Лилит – это пламя, Свобода без рамок, которая в пыль превращает сердца.
Мертвый город
Бледная ночь опустилась и падает, падает в мертвенно алый восход,
Здания серые, масками скрытые, держат на спинах своих небосвод.
Луч ослепительно яркий с отчаяньем бросится прямо в молочный туман
И растворится, плененный молчанием, в дар принесенный пустым облакам.