Прошло уже сорок минут из отведенных ей шестидесяти, оставалось всего двадцать. Неужели этот невероятно красивый молодой человек окажется ее единственным учеником? Платы одного человека не хватит, чтобы заплатить модели, не говоря уже о самой Одри. Да и возможно ли обучать единственного ученика?
Но раз уж он пришел, его необходимо записать.
– А ваша фамилия?
Явно не поняв вопроса, он посмотрел на нее своими красивыми глазами. Одри пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать взгляд.
– Ну… У каждого есть имя и фамилия, – попыталась подсказать ему Одри.
– Ольшевский, – его взгляд остановился на ее замершей шариковой ручке. – Может быть, я лучше написать?
Одри подвинула к нему анкету.
– Будет намного лучше!
Мужчина сказал, что он поляк. В Ирландии с мая. Глаза у него голубые, как у Пола Ньюмена. И эти длиннющие ресницы… такое лицо, что сердце замирает. Одри решила, что ему лет двадцать пять. Жаль, слишком молодой. Да она ему сто лет не нужна, когда он может выбирать среди молодых женщин Кэррикбоуна.
Она решила вести занятия не для того, чтобы найти себе приятеля. Разумеется, нет. Но зачем исключать такую возможность? Никогда не знаешь наверняка. Случай может подвернуться где угодно.
– Это класс натюрмортов?
На пороге остановилась пара. Лет шестьдесят или старше. Мужчина в серой бейсболке держал в руке пакет из супермаркета, в котором угадывались очертания папки с бумагой. Женщина открыто глазела на Зарека с выражением глубокого удивления на лице.
– Это не класс натюрмортов, – ответила Одри, – это класс рисунка с живой натуры.
Женщина наморщила лоб.
– А разве это не одно и то же?
– Нет.
Одри замялась, пытаясь подобрать слова помягче.
– Рисунок с живой натуры – это рисунок человеческого тела.
Пожилая чета задумалась.
– То есть тело будет живое? – наконец уточнил мужчина.
– Совершенно верно, – подтвердила Одри. Она просто обязана сказать им. Нельзя позволить им прийти на первый урок, ни о чем не подозревая. Одри скрестила на удачу пальцы руки, которую они не видели. – Моделью будет обнаженный человек.
Снова мертвая тишина, лицо пожилой женщины постепенно розовело все сильнее. Одри подумала о том, понимает ли Зарек, явно не интересовавшийся разговором, о чем они говорят.
– Что ж, – выпалил мужчина, – я думаю, что вам должно быть стыдно за себя, молодая леди.
– Отвратительно, – с жаром поддержала его спутница, теперь ее лицо уже пылало. – И этот ужас у нас в Кэррикбоуне! Неужели вам не совестно?
Одри собралась уже напомнить им, что обнаженное тело веками писали известные живописцы, но решила, что это, пожалуй, не к месту. Она придала своему лицу смущенное и виноватое выражение.
Еще несколько секунд возмущенного молчания. Одри не поднимала глаз. Или они собираются простоять тут весь вечер? А что, если появятся другие потенциальные ученики?
– Мы еще были с вами вежливы, – сказал мужчина, и, к огромному облегчению Одри, пара развернулась и вышла, ворчанием выражая свое недовольство. Когда звук их шагов стих, Одри снова повернулась к Зареку. Тот по-прежнему возился со своей анкетой.
Ей следовало выражаться яснее. С чего она взяла, будто люди понимают, что такое рисунок с живой натуры? Если подумать, то его вполне можно спутать с натюрмортом. И, разумеется, некоторых людей оттолкнет сама мысль о нагой модели. Одри могла бы это предвидеть.
Пока она обдумывала, не поздно ли еще внести некоторую ясность в этот вопрос – возможно, стоит повесить объявление у входа в класс, – на пороге появилась женщина и остановилась в нерешительности.
Одри ободряюще улыбнулась ей.
– Здравствуйте! Вы пришли порисовать с живой натуры?
У них еще остается четверть часа, а у нее уже второй потенциальный ученик. Если подойдут еще хотя бы четверо, то у Одри будет вполне приличный класс. Шестерых будет достаточно. Вполне. Даже пятерых, если уж на то пошло. Ну и что, если она заработает немного меньше, чем рассчитывала? Это только деньги, а она никогда не умела тратить их с размахом.
Женщина подошла к столу. Примерно одного возраста с Одри или чуть моложе, пожалуй, немного за тридцать. Под карими глазами легкие тени, кожа красивого кремово-оливкового оттенка, который редко встретишь у ирландцев. Никаких веснушек, никакой сосудистой сеточки. И никакого мейкапа, насколько сумела понять Одри, даже губной помады нет. Темно-синий жакет, дорогой, сшитый на заказ, классическая вещь, в которую предполагалось вложить деньги и носить многие годы. До такого Одри очень и очень далеко.
– Я никогда этим не занималась раньше, – сказала женщина. – И я вообще не рисовала со школы.