— Пойдём по алфавиту. Первым свою работу идёт защищать лер Андерс.
Конечно, бедного лера Андерса слушали все. Последующих человек пять тоже. Также, внимания удостоился лер Грумберг, но только потому, что все принялись косо посматривать то на него, то на Милу. Но затем поток схожих с друг другом фраз перестал восприниматься. Выступления, в целом, были похожи и скучны до смерти. Однако, чем ближе по списку становилась буква «С», тем больше нарастало некое тревожное ожидание. Вот к комиссии присоединились два декана: Саймон Каттильский и Найтэ Аллиэр. Затем появился декан факультета Огненной Стихии Ричард Флай, а за ним даже ректор.
— Лер Свон, ваша очередь, — едва ректор устроился во главе комиссии, провозгласил профессор Фолтон.
— Как? — опешила Мила. — Но ещё передо мной по списку студенты есть.
— Ваша очередь.
— Дык как её, если я ток начал представлять свою работу? — искренне огорчился стоящий за кафедрой студент, коим по иронии судьбы оказался Питрин Пипа.
— У комиссии достаточно опыта, чтобы даже по тому, что есть, по достоинству оценить вашу курсовую, — миролюбиво ответил Саймон Каттильский. — У вас зачёт. Идите‑идите, лер Пипа, вы большой молодец.
Другой студент на месте Питрина Пипы уже бы радостно бежал вприпрыжку, но крестьянин, столько времени потративший на заучивание непонятной для него тарабарщины, с недовольным видом покинул кафедру так, будто ему не дали донести до мира нечто нетривиальное, а не «Особенности построения заклинаний в доантарную эпоху».
— Итак, лер Свон, мы вас ждём.
В голосе декана факультета Водной Стихии звучала насмешка, но Милу она только подзадорила. Молодая женщина решительно взяла в руки папку с курсовой и лист с намётками будущей речи. Папку она, естественно, передала комиссии. Лист с планом положила на кафедру перед собой.
— Лер Свон. Я представляю работу по теме «Влияние теорий происхождения магии на современные принципы построения ритуальных кругов». В ходе исследования литературы, мною были выделены следующие теории…
Её слушали, не перебивая, и от этого Миле сделалось по-настоящему жутко. Изредка поглядывая на комиссию, она видела каменные лица, по которым ничего заранее нельзя было узнать. И при этом она отчётливо понимала — что-то руководство академии задумало.
— На этом всё.
— Что же, — скучающе произнёс профессор Аллиэр. — Не могу сказать, что услышал что-то новое для себя, но, в целом, есть неплохие моменты. А вы что скажете, коллеги?
— Глядя на содержание, я не вижу последовательности изложения материала, — прекращая листать курсовую, осуждающе покачал головой профессор Каттильский. — Кроме того, меня интересует, известно ли вам, лер Свон, в чём разница между Кантрийским и Леошерским ритуальным кругом?
— Эм-м, они очень схожи, поэтому относятся к одной категории, — постаралась припомнить Мила то, что им давали на лекции по ритуальным кругам. Увы, преподаватель, делая акцент на предстоящее доскональное изучение каждого круга на старших курсах, выдал тогда сущий минимум.
— Я спрашиваю о различиях. Отчего-то вы упоминаете оба круга, но пример приводите именно на основе именно Кантрийского. Чем он так отличается от Леошерского, что не подошёл вам?
— Для работы не имеет значения, какой круг делать примером, так как принципы построения для каждой категории ритуальных кругов едины, — честно начала пояснять Мила, однако она мгновенно поняла, что такой ответ будет засчитан как провальный. По этой причине ей пришлось как можно скорее выпалить:
— Но…
В ужасе Мила выпучила глаза, так как после этого «но» должно было идти продолжение. И да, так лихорадочно, как в тот момент, Мила ещё не соображала. Нервы её были напряжены до предела, и оттого в голове молодой женщины появилась застарелая, уже порядком позабытая ею боль. Она запульсировала ни с того ни с сего всё сильнее и сильнее.
— Но-о-о, — между тем насмешливо протянул профессор Каттильский и тут же состроил строгое лицо. — Не иначе вы не знаете материала, о котором писали.
— Я знаю! — уверенно воскликнула Мила и вдруг почувствовала, как кровь прилила к щекам, как быстро колотится сердце, как… боль, словно нож, раз за разом втыкается в мозг!
— А-а-а! — не выдержав, болезненно и громко застонала она.
Следующее, что Мила осознала, был холодный пол, на котором она дёргано корчилась. Бок до боли врезался в стенку кафедры. Пальцы безжалостно, прямо с корнем рвали короткие волосы.