Выбрать главу

— Назовите своё имя, я прямо сейчас составлю документ!

Довольный лер Конрад сел за парту и, демонстративно пододвинув к себе чистый лист, уставился на рослого мужика.

— Адам Палмер, — ответил тот и подошёл ближе к аристократу, чтобы подсмотреть, что там на листе написано будет. И, видно, писал лер Конрад всё то, раз такая улыбка на лице этого громилы возникла.

Мила Свон сидела ни жива ни мертва. За неё не вступился ни один слушатель даже когда она с отчаянием обвела аудиторию жалобным взглядом. Не дрогнуло лицо и у лера Морриэнтэ. Он застыл каменным изваянием, хотя явно не упускал ни одного момента из происходящего.

— Всё! — довольно возвестил лер Конрад, когда на лист опустилась его печатка и он торжественно показал всем присутствующим дарственную. Рожа Адама Палмера приобрела на редкость умильное выражение. Ненадолго. Мгновением позже он повернулся к Миле и напоказ заиграл бицепсами. Широкая самодовольная улыбка казалась девушке звериным оскалом.

— Не смей даже приближаться ко мне, гадёныш! — выкрикнула Мила, благоразумно вскакивая со своего места. Она не осталась сидеть и даже, пятясь, вышла из-за стола. Было видно, что она готова в любой момент бежать без оглядки, но… в аудитории было тесно. А Адам Палмер ещё и встал так, что перекрыл своим телом выход из комнаты. Миле оставалось разве что взаправду из окна четвёртого этажа выпрыгивать.

— А вот возьму и посмею, — негромко заявил Адам Палмер и неожиданно быстро для своего могучего тела скользнул в сторону Милы. В следующее мгновение молодая женщина отлетела в угол комнаты. Сильный удар в живот сбил её с ног и в целом оказался настолько болезненным, что Миле хватило сил только подняться на четвереньки. При этом она застонала сквозь стиснутые зубы.

— Вот так-то, ползай и кряхти у моих ног. Именно здесь твоё место, тварь!

Зелёные глаза со злостью уставились на ухмыляющегося Адама Палмера, но этот взгляд словно подзадорил других студентов. Некоторые из них вскочили со своих мест и с задором принялись голосить всякие гадости.

— Да голову этой мерзавке оторвать, как тем голубям!

— Палкой по спине выдать!

— Одежду, сорви с неё всю одежду!

Последняя из идей, судя по всему, Адаму Палмеру больше всего понравилась. Во всяком случае, без труда скрутив Милу вновь, он, стоя за её спиной и крепко удерживая её руками, сперва развязал шарф-бантик, а затем дёрнул платье за воротник так, что часть пуговиц отлетела. В намерении Адама Палмера было обнажить грудь Милы, но он не успел закончить с издевательствами.

— Хватит! — вдруг выкрикнул лер Морриэнтэ так, что в аудитории вмиг сделалось тихо‑тихо.

А, может, дело было ещё в том, что лазурные глаза эльфа вдруг сделались перламутрово-серыми. И не просто. В них ключом била первозданная стихия, огромная, просто невообразимая мощь!

— Как жаль, что я вынужден жить среди такого зверья, — с неподдельной злобой процедил лер Морриэнтэ. — Большинство из вас зовёт себя высокородными, но на деле вы падальщики. У вас нет ни чести, ни достоинства. Публично издеваться над неспособной дать отпор женщиной, я думал на такое способны только отщепенцы человеческой расы! А оказывается нет, — с осуждением покачал эльф головой. — Настал тот век, когда подобная низость стала уделом элиты людей. Мне противно находиться среди вас!

Как ни странно, но слова лера Морриэнтэ для многих присутствующих оказались отрезвляющей пощёчиной. Однако, неизвестно, пришёл бы эльф хоть как-то иначе Миле на помощь или нет, так как, едва он закончил речь и обвёл презрительным взглядом аудиторию, дверь открылась. Вернулся мэтр Оллен.

— Очень хорошо, что вы здесь, — с порога сказал ему лер Морриэнтэ, — я хочу, чтобы вы вычеркнули меня из списка группы. Больше на ваших занятиях я не появлюсь.

Слова светлого эльфа не разошлись с делом. Он сделал традиционный для прощания с учителем лёгкий поклон и стремительным шагом покинул аудиторию. Мэтр Оллен, проводив лера Морриэнтэ растерянным взглядом, также растерянно повернулся к студентам и наконец‑то увидел, что некий Адам Палмер стискивает покрасневшую от стыда и злости Милу Свон. И да, от такого он вообще на миг опешил — замер, в неверии округлив глаза. Но всё же пришёл в себя Поль Оллен быстро.