– Дай нам два литра, – попросил он. – Только самогонки, а не той бодяги, которую ты делаешь из растворителя.
– Обижаешь, Серёжа, для тебя всё самое лучшее, – захохотала Галина и упорхнула за дверь. Через две минуты она вернулась с четырьмя бутылками самогонки, подсвеченной корицей. Казалось, что внутри коньяк или виски.
Котов протянул ей деньги, но она не взяла их, а схватила мужчину за запястье.
– Может всё же зайдешь, я тебя надолго не задержу, – сказала Галина.
– Ладно мужики, идите к Палычу, – сдался Котов, – я догоню!
Алексей, Косматый и Дрыщ пошли вниз по лестнице.
– Любви все возрасты покорны, – посмеялся Дрыщ, самый молодой из компании. – Почему-то Котов у нас самый успешный у женского пола. Может потому что поэт и певец. Он ведь даже когда-то выступал в местных ДК и пел в ресторанах, где-то в Ялте и Анапе. Вот только, как и
все мы оказался без кола и двора.
Тройка бомжей добралась до двери Палыча. Дрыщ нажал на звонок и протянул к глазку бутылку самогона. На пороге появился потрепанный седовласый мужик среднего роста в синем рабочем комбинезоне, на котором виднелась эмблема завода, на котором трудился Палыч. Работяга в этот раз ушёл в запой прямо с предприятия. У местного пролетариата это такое развлечение – выпить прямо на смене, а потом уйти незамеченным через проходную. Не у всех это получалось, и многие отправлялись с проходной прямо на биржу труда. Но как известно, Палыч был из касты неприкасаемых. Охранники делали вид, что не замечают, что мастер идет подшофе. И даже когда он спьяну упал на турникетах, окружающие «решили», что он не пьян, а болен.
– Проходите на кухню, – пробубнил работяга.
Алексей осмотрелся по сторонам. Из коридора гости попали в комнатушку, заставленную старой советской мебелью. На серванте лежали стопки политических газет и книжиц с шовинистическим названиями. На стене соседствовали портреты Сталина, Мао Дзедуна, Че Гевары, Фиделя Кастро и почему-то Льва Толстого.
На тесной кухне была газовая плита, холодильник и стол, за которым Палыч предложил уместиться всем гостям. В качестве закуски хозяин предложил банку шпрот, соленую капусту и буханку хлеба. Косматый, который всё это время молчал, неожиданно заговорил.
– Ну давайте выпьем за встречу, – пробасил бородач.
Шурик из «Кавказской пленницы» мог бы записать здесь свой сборник тостов и пословиц. Мужики пили за тех кто в море, за тех кто в сапогах, за милых дам, за тех кого больше нет, за здоровье и мужскую силу. Через полчаса в квартиру вернулся Котов, который знал тостов и притч побольше остальных. Но они были настолько длинными, что друзья обычно перебивали его фразой: «Вздрогнули!» Тот возмущался, надувал щеки, но как бы не хотя выпивал с остальными.
– За Россию, – сказал Алексей, когда до него дошла очередь произносить тост.
Палыч, который опрокидывал рюмки, ещё до завершения пожеланий, неожиданно подавился самогонкой и закашлялся. Отдышавшись он зашипел:
– За что ты предлагаешь пить? За страну, в которой ты оказался на улице? В которой развалили всю промышленность? Всё разворовали!
– Это моя Родина, – ответил Севастьянов, – То, что я вынужден бомжевать, так это не из-за страны. Говоришь промышленность развалили, а не ты ли продал все акции, которые получил при приватизации предприятия?
– Все продавали, и я продал! – фыркнул Палыч.– Что мне было ждать, когда все распродают свои акции, а я потом получил бы за них гроши? Всему виной барыги!
– Ты сам барыга, раз по первому зову продал долю на заводе, где проработал много лет, – парировал Алексей.
Попойка плавно перетекла в политические дебаты. Палыч психовал и горячился. На первый взгляд работяга был ярым коммунистом с националистическим оттенком, но в ходе диспута из его уст всё больше сыпались космополитические изречения и презрительные высказывания про родную страну. Во всех своих бедах он винил кого только можно и даже заявил о «тайном заговоре». Алексей, хоть и туго соображал под градусом, но продолжал возражать разъяренному хозяину квартиры.
– Кому нужна твоя Родина?! – брызгал слюнями Палыч. – Если на нас нападут, кто будет защищать твою Россию? Молодежь при первой возможности свалит за рубеж. Некому будет воевать! Всё просрали, и армию, и флот. Мужики все алкаши, тяжелее рюмки в руках ничего не держали (с этими словами хозяин квартиры опрокинул стопку и занюхал кусочком хлеба).
– А ты нас, алкашей, не списывай со счетов, – возмутился Севастьянов. – Время придёт, мы ещё повоюем!
– Кто повоюет? – отдышался после стопки Палыч. – Ты что ли? Да тебя соплей перешибешь! Мужчина попытался дать Алексею щелбан, но тот перехватил его руку и стукнул обидчика в нос. Хозяин схватился за шнобель и побежал в ванную смывать кровь.