Выбрать главу

— Много есть хороших, проверенных товарищей.

— А на чем их проверили? На собраниях, на речах? А нужно проверять на поле. Для организации хороших коллективов сил маловато. Нужно смотреть правде в глаза. Без коммунистов мы эти дела не поднимем. Сейчас нужно вербовать людей в партию.

— Вербовать? — переспросил Башкатов.

— Слово режет слух? Именно вербовать! Тех, кто по взглядам, по убеждениям коммунист. А таких разве мало? На каждом заводе, в любом селе есть те, кто кандидатский стаж на Перекопе, под Киевом, подо Львовом проходил. Мы просто не пришли к людям. Нужно начинать атаку, и не только на кулаков. А на психологию, что укоренилась в идиотизме деревенского быта. Атаку на самое дикое и страшное местоимение — «мое». Видели Лободу? Его словами не прошибешь. Прожекты все эти — «сразу сведем всех в коллективы» — вредоносные. Покажите один хороший коллектив — и сами крестьяне нас атакуют: «Помогите нам организовать такой».

— Закупить бы лошадей. Раньше, говорят, из других стран выписывали их.

— Нужно машинным поголовьем обзаводиться, — после долгой паузы произнес Постышев, — строить завод. Тысяч на сорок машин в год.

— На сорок тысяч! — невольно воскликнул Гордей Федорович, никогда сам не вмешивавшийся в разговор пассажиров. — Это же сколько таких цехов, как на паровозостроительном?

— Цехов двадцать, — продолжал Постышев. — И строить не растягивая. Чтоб через полтора-два года уже начали сходить машины с конвейера. Этим занимается Чубарь. А наше дело — землеустройство форсировать. А у нас с этим делом очень неважно. Наши агрономы на улитах едут.

— Где же такой завод будут строить? — спросил Башкатов.

— Только в Харькове, — ответил Постышев.

— Вы патриотом Харькова стали, — сказал Башкатов.

— Харьков сам определил, что здесь быть тракторному заводу. Есть хорошие кадры, есть заводы для кооперации.

Из записок Барвинца

1927 год, май

В нашем «Доме коммуны» каждый день споры. Опубликованы материалы о национальном уклоне Шумского.

— Ты знаешь, кто такой Шумский? — наступает в спорах Опришко. — Он партией «Боротьба» руководил, старый социал-демократ. Тюрьмы, смерти не боялся. А теперь его прорабатывают наезжие володимирские та донбасские русапеты. Если культуре нам учиться, то не у Москвы. Сама Москва весь век училась у Запада. Разве Постышев разбирается в том, что на Украине делается? Изобрели «Уклон Шумского».

— Постышев давно разобрался… Ты просто плохо знаешь, Трохим, что делается, — спокойно разъясняет Лука Обушный. — Павел Петрович на Украине с двадцать третьего года, он с украинцами вместе на Дальнем Востоке бил японцев и каппелевцев. В старом родстве с нами и самом кровном — партийном.

Я хорошо знаю, как годами люди присматриваются к приехавшим к ним из других мест, как долго «не признают» своими. Постышева в Харькове «признали» поразительно быстро.

На предприятиях его знают рабочие, инженеры; круг его знакомых ширится с каждым днем.

О человеке можно составить представление, даже лично не общаясь с ним, — по тому, как к нему относятся люди разных качеств и принципов. Агид почему-то сразу невзлюбил Постышева. «Постышев — мастер громкой фразы, — доказывает он, — умеет подлаживаться под настроение масс».

На заводах по-иному относятся к новому секретарю окружкома.

— Ты смотри — до него все больше занимались оргвопросами, — говори! Дзюбенко. — А он сразу за самое наболевшее взялся — за торговлю, за организацию питания. Самое главное — Постышев не обещает, а берется за дело и делает. Кто из окружкома до него был на собрании пайщиков? Упустили то, что рабочих волнует. А он приехал, увидел, что в лавочных комиссиях женщин нет, предложил попросить женщин войти в комиссии. Правильно решил. Бабочки уж обследуют и проконтролируют, как стежки в вышивке, все выверят.

На любом предприятии рассказывают, что у них был Постышев — знакомился с людьми, выступал с докладом. Бывают на предприятиях «всеукраинский голова», «староста» Петровский, председатель Совнаркома Чубарь, Затонский, Терехов, Шлихтер и другие наркомы, члены Центрального Комитета, также делают доклады, читают лекции. Это все гвардия ленинской школы.

Постышев изучает цех за цехом, выискивает новое, пропагандирует его. Его призвание — быть пропагандистом решений партии. «Если каждый рабочий будет знать, что и для чего он делает, и то, что он делает, будет его собственным делом, — сказал он на Канатке, — мы построим социализм за десять-пятнадцать лет. Нужно каждому человеку помочь развить социальное зрение, увидеть свое место в жизни, в нашей жизни, понять свой долг». Стоит только появиться Постышеву в цехе или на заводском дворе, его окружают, запросто начинают расспрашивать, советоваться с ним, советовать ему.

Рабочим нравится, что он прямо говорит о своих сомнениях, нерешенном, трудном.

На заводах неполная загрузка цехов, перебои в получении заказов. Целую неделю занимался на «Свете шахтера». Завод подчинен «Донуглю». Проверяли, как получилось, что годовая продукция лежит на складах. Вместе с бригадой рабкоров ходил к Георгию Ипполитовичу Ломову, председателю «Донугля». Скромный, радушный человек. Я смотрел на него: член ЦК выбранного на VI съезде партии, подпольщик беседует с нами, как с равными, советуется с рабкорами, признает ошибки большевиков «Донугля».

— Вы нам очень помогли, — говорит Ломов. — Я выеду на завод.

После такого приема мы спросили:

— Может, теперь не нужно печатать заметку?

— Нужно. Очень нужно! Это урок всему правлению «Донугля» и сигнал другим заводам.

7

Грозовое лето было не только в природе.

Буквально каждую неделю взрывало какое-нибудь событие, ошеломлявшее, озадачивавшее, настораживавшее весь мир.

Англия расторгла дипломатические отношения с Советским Союзом. Из своих засад вылезли снова оппозиционеры. Прогремел на улицах Варшавы выстрел Каверды, сразивший советского полпреда Войкова. Шла неприкрытая подготовка польских фашистов к походу на Украину. Западная Украина превращалась в плацдарм для наступления на землю Советов.

У украинских националистов головы пошли кругом — им брезжилась интервенция. Правда, были разногласия. Националисты по-разному хотели снова закабалить Украину. Одни хотели сделать Украину подвластной польским капиталистам и помещикам. Другие считали, что придавить Украину может сапог немецких империалистов.

Они мечтали о возврате той поры, когда им доставались жирные куски подачек от германских империалистов, вторгшихся на Украину.

На Западной Украине срочно сформировалось буржуазное правительство. Ожили украинские военные националистические организации.

Вдруг явно обозначились передовые нового фронта политической борьбы. На Украине на партию вели наступление не только троцкистские раскольники, но и националисты. То, о чем только догадывались по отдельным признакам, теперь выявилось рельефно, давало знать о себе, будоражило людей.

Член Центрального Комитета Компартии Советской Украины, нарком просвещения Шумский выступил с клеветой на партию, заявил, что на Украине она состоит из русских мещан. Теперь было ясно, из каких скрытых ключей били фонтаны статей писателя Хвылевого с его призывами «за европейскую культуру», «против Москвы», «за приобщение Украины к европейской культуре».

Все они перекликались с медоточивыми лозунгами польского фашизма, неожиданно заинтересовавшегося судьбой украинских крестьян в «кресах» и объединением украинцев в одну семью.

В эти дни Постышев еще чаще стал выезжать на заводы, в села. Он проверял среди масс свои выводы, наблюдения.

На кого опираются эти глашатаи «равнения на Европу», на «разрыв с Москвой»? Жизнь убеждала, что это атаманы не без ватаги. Правда, ватага была не так уж велика, разбросанна; она действовала настороженно, часто исподволь.