— Завернуть нужно, — сказал Постышев.
— У нас такой моды нет, — рассмеялся продавец. — Что, вы первый раз покупаете? Нужно со своей тарой приходить. Это вам потребиловка, а не магазин.
— Куда я их брать должен? — спросил Постышев.
— В бриль, — подмигивая женщинам, улыбнулся продавец.
— Что ж, в бриль так в бриль! — сказал Постышев и, сняв широкополую соломенную шляпу, подставил ее продавцу.
— Кто сейчас у председателя? — спросил Постышев, входя в приемную председателя горсовета.
— Президиум. — Секретарша вдруг всплеснула руками, увидев, что Постышев держит шляпу, полную макарон. — Что же это у вас макароны прямо в шляпе? Давайте я вам в газету заверну.
— Хочу узнать у наших красных торговцев, почему у меня макароны в шляпе, — сказал Постышев, входя в кабинет председателя.
Он положил шляпу на стол президиума. Все удивленно поглядывали то на шляпу, то на Постышева.
— В своей таре, — иронически произнес кто-то, — значит, в Церабкоопе покупали.
— Чем занимается товарищ голова? — Постышев сел за стол, не сводя глаз с председателя правления Харьковского центрального рабочего кооператива Гитиса.
Сухое лицо того стало еще суше. Он уткнулся взглядом в пачку бумаг, лежавшую перед ним.
— Утверждали план по торговле, согласовывали с товарищем Гитисом новые точки. — Председатель горсовета протянул Постышеву повестку дня.
Постышев пробежал повестку взглядом и положил на шляпу.
— Значит, попал, что называется, к обедне, хоть и не смотрел в ваши святцы. Вы, товарищ Гитис, часто бываете в рабочих магазинах? — Постышев приподнял шляпу. — Я принес этот бриль с макаронами не для потехи — это аттестат нашей торговле.
— Плохо, Павел Петрович, с тарой, — промолвил Гитис.
— Самое главное — плохо, что мало людей, которые любили бы советскую торговлю. Тары нет? Другого нет! Внимания к людям труда. Мы с вами выдали векселя рабочему классу и обязаны платить по ним. Мудрости для этого особой не надо. Одно лишь требуется — чтоб люди труда видели в наших действиях целесообразные и правильные поступки. Когда у частника товары завертывают в бумагу, а нам предлагают их брать в фартуки или брили, правильности этого не докажешь. Тарой кто ведает?
— Оказался нечестный человек, — зло произнес Гитис.
— Мы как раз, Павел Петрович, собрались утверждать на днях кандидатуры заведующих райторгами, — сообщил председатель горсовета. — Со всех сторон их обговариваем.
— А вы утверждать погодите, — посоветовал Постышев. — Опубликуйте в газете кандидатуры заведующих райторгами. Попросите всех, кто имеет отводы, сообщить об этом правлению. Вам помогут разобраться. Город — это море людское, в нем и дрянь незаметно плывет.
— А вы, Павел Петрович, и торговлей заниматься стали, — сказал рабочий с серебристой головой. — То у нас на «Серпе» все конвейером интересовались.
— Торговля — это посложней конвейер, чем ваш заводской… Его ни за год, ни за два не наладишь. — Постышев помолчал, как будто выверял в уме сроки. — Как-то нам по-иному торговать нужно… Не так, как торговали купцы, — лучше, заботясь о людях, отвечая на каждый запрос. В торговых делах тоже изобретать нужно, а не просто сбывать то, что промышленность выпустила. А мы ни спросом ни предложением не интересуемся… Там, где можно, не консультируемся. Пришел бы вовремя товарищ Гитис к бондарям на ХПЗ, они бы посоветовали, где тару взять для масла… Мне один товарищ подсказал: нужно тарный завод строить. Был он у ваших спецов в Церабкоопе, те от него потребовали и смету и калькуляцию. Отпугнули человека. Но он рабочей закалки, не испугался, в окружком дорогу нашел.
1928 год, май
Все-таки Луков настоял, чтобы я писал сценарий о гражданской войне на Дальнем Востоке. После встреч с участниками боев под Волочаевкой, наступления на Спасск, после рассказов о том, как воевали дальневосточные партизаны, я сам увлекся этой темой.
Утонул в материале. Столько значительных событий, столько красочных эпизодов! Самое главное — отобрать наиболее важные, обобщающие явления.
Быт солдат мне знаком по гражданской войне. Набрасывая сцены походов и боев, изображая митинги и собрания первых лет революции, переживаю снова, что переживал тогда.
12
Еженедельное совещание секретарей райкомов партии Харькова закончилось в первом часу дня. Оно было недолгим, как все совещания, проводимые Постышевым. Сам он обычно на таких текущих рабочих заседаниях выступал кратко, тезисно излагая свои мысли, лишь порою иллюстрируя их примерами. Но сотрудники горкома знали, как кропотливо подбирались примеры, какие ворохи материалов, сведений, писем перебирал сам Постышев, готовясь к любому совещанию.
— Мне по одному вопросу посоветоваться нужно, Павел Петрович, — сказал секретарь Ивановского райкома Кивгала, человек, высушенный скитаниями по тюрьмам, ссылкам, безработицей, недавно отметивший четверть века партийной работы, но сохранивший напористость, увлеченность, настойчивость. — Сейчас уделишь четверть часа или вечером заехать?
— По пути посоветуемся, — сказал Постышев. — Сейчас поедем все к Неживому в гости. Сам не зовет, поедем без приглашения.
Секретари райкома переглянулись. Опять куда-то повезет Павел Петрович! Не проходит недели, чтобы он не выискал что-то новое на заводах или в учреждениях или не столкнул с каким-то острым положением: мол, решайте, товарищи секретари. Приходите коллективным умом к выводу, что делать.
— Сколько мы с тобой знакомы, Неживой? — спросил Постышев, обращаясь к секретарю Журавлевского райкома партии. Как всегда, лицо Постышева было сумрачно, но в глазах играла улыбка.
— Уже больше года, — недоумевая, чем вызван такой вопрос, ответил Неживой.
— Срок большой, а узнал я тебя только на днях, — продолжал Постышев. Такие у него дела в районе творятся! А Неживой молчит — ни слова. Ну, с секретарем горкома не хочет делиться, но ведь и сосед твой Зеленский не знает о том, что на Журавлевке происходит, и Кивгала, наверное, тоже.
— Что у него за дела? — насторожился ревниво Зеленский.
— Каких ты там, Микола, наробыл? — пробасил Кивгала.
— Кажется, ничего особенного не произошло, — недоумевал Неживой.
— Вот тебе и ничего! Конвейер на сборке борон, механизированная литейка, новый цех, — перечислял Постышев, — а Неживой все прибедняется.
— Рано про конвейер в колокола звонить, — сказал Неживой. — Не хотят научные силы признавать наш конвейер. Целую неделю на заводе комиссия работала: инженеры, врачи, экономисты написали целый том актов. Выходит, что конвейер закрывать нужно.
— А секретарь райкома и директор сидят, чего-то выжидают, — резко произнес Постышев. — Я эти акты видел… Профессора профессорами, а самим разобраться нужно.
Машина медленно шла по Московской улице — почти всю проезжую часть занимали трамвайные колеи. Когда она вышла на Нетеченский мост, Постышев подтолкнул Зеленского, спросил, показывая взглядом на купальщиков, лежавших на голых бугристых берегах:
— Ты здесь купаешься?
— В этой луже купаться! — рассмеялся Зеленский. — Тут какую-нибудь болячку подцепишь. Я на Донец в выходной выбираюсь.
— А что бы секретарю райкома подумать, как Донец в Краснозаводский район привести, — сказал Постышев.
— Вода Харькову нужна, — согласился Кивгала, — без Донца мы воды не получим.
— Средств не хватает, — заметил Зеленский.
— В одном месте их не хватает, в другом месте разбрасываем. Посчитать нужно, что разбрасывают, — советовал Постышев. — На каждом заводе столько тратят на водоснабжение, на разведку воды, на бурение артезианских скважин, что давно можно было водовод в Харькове проложить. А если крестьян к этому делу привлечь, то на рабочую силу ни копейки не нужно тратить. Степные земли орошать нужно. Влас Яковлевич Чубарь в своей брошюре доказал, что без ирригации мы вдвое урожайность не повысим, а нам нужно повышать ее не меньше чем вдвое.