— Вот как город кончился, сразу женская гимназия. «Гайдук» ее зовут. Там штаб Девятого стрелкового. Товарищ Шумяцкий там.
Понтонный мост через Ангару. На городского берегу в окопах и за домами расположились юнкера.
На привокзальном берегу части Красной гвардии, прибывшей из Красноярска, солдаты Девятого полка.
Не затихает перестрелка.
Сумерки.
Снова разносятся гулкие выстрелы. Юнкера идут в атаку. Змеи их цепей охватывают понтон. Но шквальный артиллерийский огонь рассеивает наступающих.
Резиденция комиссара Временного правительства в Иркутске. Командующий округом Самарин, усталый, опухший от бессонницы, глубоко опустился в кресло. Он не сводит глаз с плана города на стене. На плане красные стрелы вонзаются в городские улицы, красный пунктир пробегает по площадям и церковным дворам. Самарин диктует адъютанту текст донесения:
— «Восьмой день в Иркутске продолжаются сражения… В сражении участвуют регулярные войска и Красная гвардия. Город простреливается артиллерией и пулеметами. Государственный банк, телеграф сожжены, целые кварталы, склады разбиты, жертвы пока не поддаются учету. Всякий смысл сражения утерян».
Отряд красногвардейцев врывается на берег Ангары, стремительно сбивает охрану юнкеров, прорывает их цепь. Завязывается рукопашный бой. Лазо среди атакующих. Отступают юнкера, из «Белого дома» выбегают красногвардейцы, советские сотрудники с черными от голода и холода лицами, люди, пережившие многодневную осаду.
Кабинет командующего Иркутским округом. В нем темно, на столе горит только одна керосиновая лампа. По одну сторону стола — командующий округом, офицеры, Арсеньев, меньшевики.
По другую — Борис Шумяцкий, Сергей Лебедев, Павел Постышев, — красногвардейцы, обросшие, измученные бессонными ночами осады в «Белом доме».
— Мы вместе звенели кандалами на каторге, — поднимаясь из-за стола, патетически произносит Арсеньев. — Зачем же нам сейчас враждовать, товарищ Постышев?
— Затем, чтобы не было новой каторги для миллионов людей, — говорит Постышев. — Но речь сейчас не об этом. Мы предлагаем заключить перемирие.
— Только при одном условии! — неистово кричит кто-то. — Если будет создан коалиционный совет.
— Это всякой твари по паре, — возмущается Сергей Лебедев.
— Мы согласны, — жестом останавливая его, произносит Постышев. — Решающее слово скажет народ… Он рассудит, кто прав.
На станции Иркутск разгружается эшелон шахтеров из Черемхова. Их встречают Борис Шумяцкий, Павел Постышев, Сергей Лебедев.
Со станции батальоны красноярцев и черемховцев расходятся по городу.
Батальон рабочих подходит к дому главнокомандующего военным округом, окружает его. Несколько человек входят в парадное.
— Очистите помещение, господа, — произносит бородатый рабочий с винтовкой на плече, входя в зал, где Арсеньев беседует с офицерами и какими-то людьми в гражданском платье.
— Сейчас начнется заседание коалиционного совета! — возмущенно кричит Арсеньев. — Кто вас послал сюда?
— Надоела коалиция, — говорит рабочий, садясь в кресло у окна, — нужно настоящую власть устанавливать.
Штаб советских войск в помещении бывшего офицерского собрания. Лазо и Шумяцкий сидят за столом. Лазо что-то размечает на карте города.
— Там из корпуса пришли иностранцы, — докладывает вестовой, входя в штаб.
— Какие иностранцы? — недоумевает Шумяцкий. — Зови сюда.
Входят консулы восьми государств, представленных в Иркутске.
— Мы пришли предъявить требование новым властям, — с апломбом заявляет один из консулов по-французски.
— Мы выслушаем ваше требование, — по-французски же отвечает Лазо.
— Должна быть обеспечена неприкосновенность жизни, имущества, свобода подданных нашего государства.
— Все, что установлено советскими законами, мы будем соблюдать, — говорит твердо Лазо. — Но мы требуем выдать Самарина, Иванова, Скипетрова, Никитина, других мятежников. Они скрываются в ваших консульствах.
В мастерской электростанции у верстака сгрудились электрики. На верстаке разостлан «Летучий листок Сибири». Кто-то громко читает:
— «Вся полнота власти в городе Иркутске, губернии, области переходит к Иркутскому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Восточной Сибири».
Иркутск в метелях. Над «Белым домом» красное знамя с серпом и молотом. Через всю улицу большой красный плакат: «Да здравствует Второй Все-сибирский съезд Советов!»
В губернаторском дворце забиты все коридоры. Депутатами съезда, рабочими, служащими с иркутских предприятий.
В зал невозможно протиснуться.
На трибуне Шумяцкий. Он заканчивает свое выступление:
— Мы, левые коммунисты, решительно возражаем против заключения Брестского мира. Мы изложили свои условия. И от них не откажемся.
По снежной улице Иркутска бежит мальчишка с пачкой газет. «Левые коммунисты против Брестского мира!» — выкрикивает он на ходу.
В электромастерской группа рабочих столпилась у верстака, кто-то читает вслух газету.
Его останавливает пожилой электромонтер, спрашивает:
— Постышев тоже против Бреста голосовал?
— Постышев был за Брест. Но за Шумяцкого большинство проголосовало.
Так же людно и шумно в здании, где проходит Второй съезд депутатов Сибири, — в губернаторском дворце.
— Про что бают? — спрашивает низкорослый, с острой бородкой мужик, входя в коридор, примыкающий к залу. Мужик весь заиндевел, он растирает окоченевшие руки.
— А ты откуда, дедко? — спрашивает молодой рабочий. По синим шрамам на лице в нем легко узнать шахтера. — Депутат или нет?
— Сын у меня в депутатах здесь, — говорит мужик, — мы из Тулуна. Поехал сразу после крещения, а уже и март идет — его все нет. Все заседает. Чего только обговаривают?
— Про мир, старина, говорят. Ты за Брест или против Бреста? — спрашивает мужика высокий красивый солдат в шинели, с пятиконечной звездой на папахе.
— Крестьянство всегда за мир. С той поры как землю бог создал, — отвечает мужик.
— Ну, иди послушай. Может быть, сына услышишь, — советует шахтер.
С трудом протискивается мужик из Тулуна в зал. На трибуне Постышев.
— От имени фракции большевиков вторично требую поставить на обсуждение вопрос о Брестском мире, — говорит Постышев, — и отменить решение, принятое две недели назад по докладу товарища Шумяцкого. Мы должны поддержать Брестский мир. Мы должны поддержать Ленина. Ленин — это правда.
Шумит, рукоплещет зал. Кто-то старается перекричать шум.
— Голосую резолюцию, предложенную товарищем Постышевым, — говорит председатель собрания.
Он смотрит на зал: только несколько человек не подняли руки.
Мужик из Тулуна, толкая своего соседа, спрашивает:
— А Ленин за этот Брест?
— Слышал, что говорят? — не обращая внимания на соседа, поглощенный тем, что происходит в зале, говорит сидящий рядом с мужиком большой, крепкий мужчина в тужурке пароходного механика. — За Брест.
— Коли так. — Мужик из Тулуна поднимает руку.
Станция Иннокентьевская. Подъездные пути забиты эшелонами чехословаков.
На перроне генерал в окружении штаба нервно поджидает кого-то. Из небольшого здания вокзала выходят Сергей Лебедев и работники штаба иркутской Красной гвардии.
— По предложению революционного правительства города Иркутска мы требуем прекратить накопление эшелонов в районе Иннокентьевской, — говорит Сергей Лебедев и протягивает генералу вынутый из обшлага лист бумаги.
Кабинет в Иркутском ревтрибунале, ярко освещенный весенним солнцем. Постышев беседует со следователями. Входит вестовой.