— Такие люди у нас, до общественности не приучены.
— А председатель где?
— Ганна, сбегай за председателем, — распорядился секретарь. — Скажи, представитель приехал.
— Ну, раз за председателем нужно посылать, так тогда долго люди будут привыкать к общественности, — сказал Постышев и сел на лавку возле окна.
— А вы, извините, откуда? — нарушил молчание секретарь.
— Из окружкома.
— Из самого Харькова?!.
— Из Харькова.
— В такую хуртовину?.. К нам из района никто до весны не наведается.
— Значит, плохо район тормошите.
— Якого представителя Ганна выдумала? — входя в сельсовет, недовольно произнес председатель. — На машине, говорят, приехал. Дивлюсь, нет никакой машины.
— Из самого Харькова товарищ приехал. — Секретарь смущенно кивнул в угол, где в полусумраке сидел Постышев.
— Товарищ Постышев? Павел Петрович! — изумился председатель. — Как же вы до нас заехали в такую хуртовину?..
— Не заехал, а приехал. Раз избрали в сельсовет, обязан был приехать — о том, что избрали, известили. А когда первое заседание сельсовета, не нашли нужным предупредить.
— Так вы извините, — растерялся председатель, — избирали для почета. Председатель рика приехал и говорит: «Вашему сельсовету честь — у вас товарищ Постышев избираться будет». У вас такая работа — шо наш сельсовет для вас?
— Если бы знал, что для почета избираете, я б не дал согласия быть депутатом. Я обрадовался, когда избрали. Теперь у меня есть село, где я в низовой работе буду непосредственно участвовать. Косиор, и Чубарь, и Петровский так же, как я, обрадовались, что нам такое доверие оказывают. Не раз продумывали вместе, как в сельсовете работать будем. Пока люди не собрались, рассказывайте, кто в сельсовете, что намечаете делать, чем я могу помочь. Кстати, есть у вас в селе Каленик?
— Калеников у нас целая улица, — сообщил писарь, — это уличное прозвище.
— Средних лет. Рослый, черный. Был в Красной Армии.
— Это Федот Маркович, — гадал председатель.
— Его экспертная комиссия обложила, — напомнил Постышев.
— Он у вас был? — настороженно спросил председатель.
— У меня не был. Жаль. Но я у него побываю… Настоящий земледелец. Для него земля — призвание, — как бы отвечая на свои раздумья, промолвил Постышев, пробегая повестку дня заседания сельсовета. — Может, товарищ голова, этот пункт о сборе перенесем на другое заседание, а сейчас послушаем председателя ТСОЗа? До весны два месяца… Как будем помогать беднякам пахать, сеять?
В хату входили депутаты сельсовета, усаживались вдоль стен на лавках. Разнеслась, видно, по селу весть о приезде Постышева. Скоро хата была забита до отказа.
Постышев сидел под семилинейной лампочкой, просматривая сведения о ТСОЗе, списки членов общества.
— Как с землеустройством дела у вас? — вдруг спросил он председателя.
— Тут такая история… — начал председатель.
— История есть, а землеустройство обещают.
— Кому оно нужно?
— Устроили, что через чужие межи прыгаем, как куропатки, — заговорили сразу в разных углах хаты.
Задел Постышев своим вопросом самое наболевшее.
— Вот второй вопрос повестки дня, — посоветовал Постышев председателю. — Дело жгучее.
16
Председатель горсовета Бородай, заведующий гор-собесом, заведующий городской биржей труда стояли возле подъезда горсовета, присматриваясь к каждой машине, проходившей по Сумской.
Город стыл в крутом февральском морозе.
Главная улица города еще сверкала огнями реклам свертывавших свои дела частных фирм. Но уже чернели огромные витражи игорного зала ресторана «Россия», пусты были витрины многих магазинов, вместо рекламных объявлений на стеклах были наклеены извещения о ликвидации «фирм» и «компаний», Нэп доживал последние месяцы своего эфемерного бытия.
— А помощники твои, Григорий Михайлович, не напутали? — спросил после долгой паузы Бородая заведующий биржей труда. — Чего это мы Постышеву в такой час понадобились?
— Сам мне позвонил еще раз, что заедет в восемь, — ответил Бородай. — Наказывал ждать его у входа.
Машина остановилась у подъезда горсовета. Постышев, приоткрыв дверцу, позвал ожидавших его в машину.
— Туда, где были вчера вечером, — сказал Постышев шоферу, когда все уселись.
Машина обогнула здание Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета, спустилась к Лопани. На мосту через реку был затор. Машины ехали гуськом, пропуская вереницы трамваев.
— Тесен город, — сказал Постышев. — Нужно перешивать трамвайные рельсы, товарищ Бородай. Люди на смену по часу ездят.
— Бюджет еще теснее, Павел Петрович, — вздохнул Бородай. — Нам на этот год отпустили только…
— Как быстро люди канцелярскому языку обучаются! — произнес Постышев, — А еще хуже канцелярскому мышлению. Месяц назад председатель райкома металлистов Бородай правильно говорил: «Наказ избирателей — закон, нужно выполнять, не ссылаться на то, что в бюджете мало средств». Правильно рассуждал — нужно изобретать выходы из любого положения. А теперь председатель горсовета Бородай говорит так, как будто он родился коммунхозовцем.
— Без средств все-таки ничего не поделаешь, Павел Петрович, — произнес заведующий горсобесом. — Мы просили полтора миллиона на помощь безработным, а дали по-прежнему только миллион.
— И по-прежнему вы деньги веете сквозь пальцы, — оборвал его Постышев. — Посмотрите, куда деньги уходят?.. Некоторые безработные могли бы получить профессии, но привыкли жить на пособиях.
Они вылезли из машины. Улица была пустынна, завалена сугробами. Окна двухэтажного дома, возле которого остановилась машина, промерзли. Вдоль стен свисали с проржавевших водостоков ржавые пики льда.
Постышев уверенно вошел в подъезд дома.
— Это горсоветовский дом? — спросил Бородая заведующий горсобесом.
— Горсобесовский, — резко вымолвил Постышев. — Ночлежный дом номер один.
— Самая главная гопа, — произнес насмешливо кто-то в коридоре и куда-то в темень крикнул озорно: — Девки, начальство приехало! Обследование делать будут.
Сквозь распахнутую дверь прорвался пар, кислый, спертый воздух.
В длинном зале с высокими потолками — видно, было здесь когда-то торговое помещение — стояли ряды коек и топчанов.
Пыльные электрические лампы под абажурами из выгоревших газет бросали тень на запыленные стены. Женщины сидели группами на койках, возле печки. В углу на сдвинутых койках резались в карты. Смешение возрастов, национальностей, нарядов… Большинство было одето в ватные кофты, стеганки, но были и в нарядных английских жакетах, только входивших в моду.
— Комиссия приехала, — насмешливо протянули в углу и смахнули с кровати карты.
— Бачили мы комиссию! — сказала девушка в свитке, гревшая спину возле печи. — Приехала, мабудь, дывыться, як нам крышу отремонтирували, полы постлали.
— Что, обещали отремонтировать? — спросил Бородай.
— Як бы из обещанок можно було сорочки шить, так мы бы вси выряжены булы, — ответила женщина. — Эх, товарищи, товарищи, есть у людей совесть?
— У людей есть, а у начальства есть должности, — развязно подходя к Постышеву и его спутникам, произнесла полная женщина.
С отекшим, заспанным, но напудренным и накрашенным лицом, в каракулевом полусаке с выеденными молью рукавами, она не походила на остальных безработных.
— Должности лучше совести?..
— Ты не вязни к людям!
— Нажралась и ложись спать.
— Здравствуйте, Павел Петрович, — поднимаясь с койки и сбрасывая шинель, накрывавшую ее вместо одеяла, произнесла пожилая женщина. Большие красные руки ее, поправлявшие волосы, были в ссадинах. Резкие складки у рта выразительно говорили о трудном и крутом пути этого человека. — Спасибо, что приехали опять! А то я девчатам рассказываю, что товарищ Постышев был, а они меня на смех поднимают…
— Здравствуйте, Анна Лукинична, — сказал Постышев. — Почему не верят?.. Обещал вам начальников привезти, с ними познакомить вас, а их — с тем, как вы живете. Это самое большое лицо в городе — председатель горсовета, а этих товарищей должны знать…