18 января
Сегодня в Харькове полно приезжих — съехался сельский партийный актив. В театре секретари райкомов партии, председатели райисполкомов и колхозов, уполномоченные по коллективизации, бригадиры.
Я не видел Постышева никогда таким озабоченным, напряженным и вместе с тем собранным. Он начал делать доклад, медленно произнося каждую фразу, как будто бы выводя какие-то формулы. Как всегда, он прочел несколько вступительных фраз по заготовленному тексту, потом отодвинул его в сторону и, вглядываясь в зал, стал с накалом внутреннего убеждения доказывать, что темпы коллективизации в округе отвечают тем решениям, которые принял партийный съезд. Чувствовалось, что каждая фраза прокалена пламенем долгих часов раздумья. Он раскрывал картину коллективизации в селах Харьковщины и показывал, почему нельзя просто коллективизировать все районы. Нельзя наступать без техники на старый уклад села, нельзя создавать артели без техники и тягла. Он говорил о постройке тракторного завода и новых заводов сельскохозяйственных машин.
Как негодные и порочные, Постышев отвергал кавалерийские рейды коллективизации. Мне казалось, что он предлагает строго придерживаться решений съезда и соблюдать стратегию коллективизации.
— Постановление пленума ЦК сделало ударение на трех вопросах: на вопросе технической базы коллективизации, вопросе организации труда в колхозе и вопросе о кадрах колхозников. — Он перечислял, что нужно сделать для решения каждого из вопросов. — Это дело местные организации осуществляют очень плохо.
Постышев детально разобрал, как организуют труд в колхозах.
Он, словно соизмеряя подъем на крутизну, сделал долгую паузу, потом произнес, особо выделяя каждое слово:
— У нас в округе обстоят дела так. Если мы не даем директив, чтоб к осени тридцатого года наш округ был округом сплошной коллективизации, то это никак не означает, что мы задерживаем процесс коллективизации, наоборот, мы всеми способами будем форсировать процесс коллективизации.
Постышев предупреждал, что для коллективизации нет регламентов и особо отметил, что нужно внимательно изучить количество кулацких хозяйств. В некоторых районах считали, что у них пять-шесть процентов кулаков к общему количеству крестьянских хозяйств. Постышев разъяснил, что это проценты хозяйств, подвергавшихся экспертному обложению, что кулацких хозяйств в округе значительно меньше.
Доклад Постышева на собрании сельского партийного актива Харьковского округа напечатан полностью, без всякой правки.
В редакции мне сказали, что доклад одобрен членами Политбюро. Косиор, как и Постышев, считает, что на Украине нельзя проводить сплошную коллективизацию, что темпы, предусмотренные пленумом ЦК партии, нужно соблюдать как непременное условие в организации хорошо оснащенных, дружных коллективов. Косиор на всех партийных активах заявляет, что если удастся выполнить план постройки тракторного завода за пятнадцать месяцев, то сельское хозяйство Украины будет коллективизировано не за пять лет, а за три — три с половиной года. Он всегда подчеркивает, что сплошная коллективизация — это термин обобществления не менее двух третей земли, занятой сельскохозяйственным производством.
В районе прочел письмо Постышева от 29 января.
«У нас в округе выявилось безобразие, например, в Волчанском районе в ряде сел зажали середняков, то есть раскулачили середняков, как кулаков. Середняка партия не позволит никому обижать и не позволит никому издеваться над середняком, никому не позволит ставить середняка на одну доску с кулаком».
Февраль
Третьего февраля появилась передовая «Правды». В ней не призыв, а приказание сплошь коллективизировать сельское хозяйство. Статья написана в директивных тонах.
Под вечер нас созвал редактор, сказал, что в окружкоме было совещание заведующих отделами, инструкторов. Постышев объяснил, что по-прежнему Косиор, Чубарь, Петровский, он сам считают, что на Украине в отдельных округах можно сплошь коллективизировать только по три-четыре района, где имеется МТС. Если Украина пойдет на сплошную коллективизацию, это грозит подрывом сельского хозяйства. Его спросили, как в районах разъяснять статью «Правды». «Я думаю, что это ошибочная статья. Можете мое мнение сообщить в районах».
В районы выехали представители окружкома с точным указанием — единоличника, который не идет в колхоз, не заставлять силой и принуждением вступать в артель.
«Директивы съезда никто не отменял, — сказал Постышев на этом совещании, — и только съезд может пересмотреть объем коллективизации. Он определен точно планом пятилетки».
6 февраля
Постышев докладывал активу комсомола о коллективизации, раскулачивании. Познакомил с установкой окружкома. «Коллектив должен быть создан: в результате коммунистической работы, упорной, вразумительной, а не башибузукской. Лжеколлективы нам не нужны. Надо привлечь к суровой ответственности тех, кто «расслаивает» середняка».
В редакцию приходят анонимные письма о том, что Постышев и Харьковский окружком под его давлением зажимают самокритику и покровительствуют правым, примиренчески относятся к кулакам, сдерживают темпы коллективизации.
23
Из кабинета Постышева доносился громкий разговор по телефону.
Двери из приемной в кабинет по обычаю были раскрыты настежь.
— Проходи, Саша, — сказал помощник Постышева секретарю окружкома комсомола Корсунову, вошедшему с группой комсомольцев, — Павел Петрович ждет вас. Вы ему не помешаете.
— Всех удалось собрать, Павел Петрович, — останавливаясь на пороге кабинета, доложил Корсунов.
За спиной его — сгрудились ребята.
— Что же докладываешь? Заходи, — не отнимая телефонной трубки от уха, Постышев кивком головы пригласил комсомольцев. — Борис, — крикнул он помощнику, — зови Фурера, пропагандистов! Завтра от нас приедут товарищи, — сказал он в микрофон и положил трубку на аппарат.
Комсомольцы уселись за стол для заседаний — все знали, что раз вызвал Постышев, значит разговор предстоит интересный, значительный. Они любили эти встречи со своим парторгом, даже когда доставалось им за недосмотр, упущения, инертность. Любили его суровую прямоту, восторгались его уменьем «подбрасывать» новые задачи, упоенно слушали его рассказы о подпольщиках, героях дальневосточных походов. С ним можно было запросто спорить. Он ценил юношескую прямоту суждений.
— В селе давно были? — спросил Постышев, когда вошли Фурер и пропагандисты.
— В неделю каждый из нас обязательно один раз побывает, — сказал Корсунов.
— Как, по-вашему, люди живут в селе? Чем занимают свой досуг?
Комсомольцы заговорили, перебивая друг друга:
— Смотря где какой актив.
— С зарей встают, с зарей ложатся.
— Все зависит от сельского клуба.
— Все зависит от меня, от вас, от него, — показывая на Фурера, сказал Постышев.
Он поднялся из-за стола и стал ходить по комнате — все знали его привычку беседовать прохаживаясь, подходить то к одному, то к другому собеседнику, порой садиться за стол для посетителей.
— Скучно и некультурно ребята живут в селе. Это нам укор. Да и в городе у нас не лучше. В театр ходят лишь по революционным праздникам. Читают мало, по рекомендациям соседей. Газеты, товарищ Фурер, «Книжную полку» помещают лишь для подверстки. Все у нас есть. Книги, кинопередвижки, самодеятельные кружки. Талантливых людей легионы. Нет выдумки! Нет инициативы! В городе молодежь вечерами полирует асфальт. Изводит время. Свободное время, самое великое достояние человека. Что, у комсомола Харькова нет сил, нет театров, кружков, нет чтецов, песенников, библиотекарей?
— Упустили этот вопрос, — горячо произнес кто-то из комсомольцев. — Действительно, скучно живет село. Я был недавно в Камышевахе, под Изюмом. Выйдут девчата на «вулицу» и поют песни, как век назад.