Выбрать главу

Гордей Федорович слушал Постышева с нескрываемым удивлением. Не меньше были удивлены Струков и Брускин.

Из записок Барвинца

1927 год, январь

Пустили первый в городе конвейер на «Серпе и молоте».

Сегодня во всех окружных газетах подробный отчет о пленуме Харьковского окружкома партии. Сокрушительный разгром троцкистов и троцкизма не только в докладе В. Я. Чубаря, но и в выступлениях делегатов с предприятий. В защиту оппозиции выступили только два участника пленума. Их выступления напечатаны в газетах. Все доводы о том, что троцкисты что-то предвидели, что-то верно критиковали, разбиты событиями последних месяцев. Зарплата растет вопреки предсказаниям троцкистов, также снижаются, а не повышаются цены, как предрекали лидеры троцкизма. Постышев, выступая на пленуме, сказал, что «мы имеем огромные возможности показать всю несостоятельность троцкизма». На пленуме харьковские заводские партийные организации доказали, как они отлично используют все эти возможности. Только читая теперь отчеты, понимаешь, как все три последних месяца Постышев готовил харьковскую организацию к сокрушению местных троцкистов. Он не пропускал почти ни одной крупной партконференции, выступал с докладами, проводил беседы и расставил силы так, что на каждом предприятии выступали старые большевики: Петровский, Чубарь, Терехов, Шлихтер, Скрыпник, Сухомлин, Затонский и другие.

Яркая, очень значимая победа в «гражданской войне», как назвал борьбу с оппозицией Постышев.

Вечер в Будинке литераторов имени Блакитного. Молодые поэты из «Новой генерации», «Гарта», «Плуга» читали стихи. Зачем такое обилие организаций?.. Хотелось повидать кого-нибудь из «Ваплите» («Вольной академии пролетарской литературы»). Там есть «академики», у которых только два-три рассказа. Но «ваплитовцы» не снисходят к общению с литературным «плебсом» Они считают себя «избранными», «настоящими» представителями литературы — аристократами Творчества, ниспровергателями канонов и рутины, открывателями нового в литературе.

Гео Шкурупий читал рифмованную контрреволюционную агитку:

«Пришла Революция. Вот ее ритм. Вечека. Орттечека. Гепеу. У-у-у!..
И это не помогло, Прогремела, Промелькнула, Пронесся поезд Революции. Снова на церквах кресты  Снова Санта-Лючия».

К концу вечера появился Микола Хвылевой, «вождь» «Ваплите» — глашатай лозунгов «Прочь от Москвы!», «Равнение на Европу!» Молчаливый, чем-то встревоженный, внешне неказистый человек. После окончания вечера его окружили, пытались вызвать на разговор. Но он быстро ушел, не проронив ни слова.

3

Как всегда, в этот январский день в коридорах горсобеса толпились посетители. Старики в ватниках, пожилые женщины в разномастном одеянии, инвалиды в выношенных шинельках. Одни стояли группами у дверей, другие подпирали стены или на корточках сидели в углах.

— Заведующий в какой комнате? — спросил, войдя в коридор, новый посетитель в романовском полушубке.

— Начальство там, за углом, отец. Начальство на сквознячке не сидит, — сказал смешливый парнишка в шинели, с самодельным костылем. — Только к начальству не разгоняйтесь сразу. Начинайте с Максима Епифановича.

— А кто он, Максим Епифаныч? — полюбопытствовал вошедший.

— Максим Епифаныч — лицо самое главное, — сказал старик в куцей гимназической шинели и папахе и многозначительно показал на комнату с надписью: «Юргруппа». — Как определят, так и будет. После этого ни ВУЦИК, ни Григорий Иванович Петровский ничего не сделают. А к Максиму Епифанычу нужно уметь приходить…

— Значит, заведующий за углом по коридору? — сказал новый посетитель и пошел дальше.

— Все, кто в первый раз, сразу спронту к заведующему, — сказал парнишка с костылем. — Так они и ждут…

Посетитель в романовском полушубке присел на высвободившийся возле кабинета заведующего стул. В этой дальней части коридора в отличие от той разноголосицы, что заполняла весь коридор у входа, было тихо, здесь говорили друг с другом шепотом, коротко.

Новый посетитель сидел молча, ни с кем не вступая в разговор. Да и расспрашивать было незачем. Многие без расспросов выговаривали свои заботы, делились переживаниями, неудачами.

Через полчаса каждому становилось известно, что маленький с зеленым бугристым лицом медник не может достать документов о последних годах работы: был послан биржей труда в частную мастерскую, хозяин уговорил фиктивно рассчитаться, чтобы не платить за него страховых отчислений, а потом куда-то исчез. Токарь-латыш ходатайствовал о семье товарища, с которым вместе эвакуировались из Риги в Харьков. Часть дел ГЭЗа так и застряла в Риге. Для установления пенсии требовали документы. Старушка, совсем утонувшая в шерстяном платке, не могла добыть документов о сыне, погибшем в отряде ЧОНа.

Все они были уже не раз и в райсобесах и здесь, в горсобесе. Ни в одном отделе не брались решить их вопросы. Теперь они выжидали приема у заведующего. Токарь приходил уже несколько раз, но как только подходила его очередь, заведующий куда-то уезжал. Медник также был на приеме, но тогда не захватил какой-то справки.

— Сегодня приема больше не будет, — выходя из кабинета заведующего, объявила секретарша.

— Может, меня, деточка, примет? — всхлипнула старушка. — Вы же меня знаете. Я уже неделю хожу — и все попасть не могу.

— Товарищи, я же ясно сказала: заведующий сейчас едет на бюро горкома.

— Вы комсомолка? — спросил посетитель в полушубке.

— Это я каждому объяснять не буду.

— Нужно не забывать, что к вам приходят трудящиеся.

— Что за парламент? — открывая дверь, прикрикнул заведующий горсобесом. — Зоя Ивановна, вы объявили посетителям, что принимать не буду?

— Вам сказано, — уже обращаясь к старушке, произнес заведующий горсобесом, — так чего же… — И оборвал речь на полуслове. — Товарищ Постышев?! Павел Петрович, проходите в кабинет. Зоя Ивановна, вы что, не знаете, кто пришел?..

— Я же не знала, что это товарищ Постышев, — зарделась девушка, готовая заплакать. — Я всех не могу спрашивать. Я их только предупредила, как вы сказали.

— Я ничего вам не говорил.

— На какое бюро горкома вы собрались? — спросил Постышев. — Сегодня нет его.

— Я в горком собрался.

— Что ж, поезжайте. А я, как член горсовета, приму товарищей. Доверите?

— Павел Петрович, я и сам смогу их принять…

— Вот и примите.

— Мы разработаем мероприятия, увеличим штаты… Средств мало… — растерянно говорил заведующий.

— Нужно, чтоб учреждение выехало в район на заводы, — это самая важная мера, — подсказал Постышев.

— Это нам даже удобнее. Мы можем посылать сотрудников.

— Чтобы собирать заявления? — спросил Постышев. — Вы посоветуйтесь с народом. На паровозостроительном и Канатке мне посоветовали устроить приемные дни. Но только не для блезиру, как говорили раньше, а для того, чтоб решить вопросы. Там же мне подсказали, чтоб я посмотрел, что делается в ваших приемных. У вас тут какой-то Максим Епифаныч всем вертит. Посетители так и говорят: что Максим Епифаныч утвердит, то и Петровский не отменит. Сургучом пахнет от всего этого, ярыжным духом. Проветривать учреждения надо! А поскольку у вас хуже, чем у других, начинайте перестраиваться. Покажите, как нужно приемные дни устраивать.