После встречи с Ёсико этот папенькин сынок стал раздражать Эйити. У него было предчувствие, что Курихара, хотя тот об этом даже не подозревал, станет одним из препятствий на пути его карьеры.
«Ну, погоди у меня! — бормотал про себя Эйити всякий раз, когда Курихара попадался ему на глаза в отделении или кабинете сестер. — Если ты знаком с дочкой профессора, это еще не значит, что станешь здесь крупной фигурой…»
Но избавиться от беспокойства в душе, лишь повторяя эти слова, не получалось, и неприятный осадок не проходил.
Казалось, золотая осень будет и дальше протекать тихо и спокойно, но ее плавное течение было прервано непредвиденным событием.
Утром, когда Эйити направлялся в кабинет медсестер, старшая сестра, запинаясь, окликнула его в коридоре:
— Э-э… Одзу-сэнсэй! Тут такое дело… Пациент Тахары-сэнсэя…
— Тот пожилой?
— Ну да. Мне сказали сменить ему лекарство. Вместо бетиона, которым его лечили, давать этамбутол.
— Сменить лекарство? Кто вам это сказал?
— Тахара-сэнсэй. Но ведь я помню: Ии-сэнсэй распорядился давать бетион. Как вы думаете, он согласился, чтобы поменяли лекарство?
Эйити молчал.
— А вдруг нет? Тогда мне потом дадут нагоняй.
— Хорошо. Я разберусь. А пока не говорите, пожалуйста, об этом другим докторам.
Он живо представил картину: Старик, совершающий обход отделения, и вступивший с ним в спор Тахара.
«Идиот!.. Зачем такие глупости делать?..»
Тахары в отделении не оказалось. Эйити пошел его искать и заглянул в библиотеку. Тахара устроился в уголке, уткнувшись носом в книгу.
— Эй!
Эйити потащил своего непрезентабельно выглядевшего приятеля на темную лестницу.
— В чем дело?
На груди Тахары поверх несвежей сорочки криво висел галстук.
— Это ты распорядился давать этамбутол?
— Да, я.
Кивнув, Тахара посмотрел на Эйити так, будто изучал его.
— У завотделением разрешение получил?
— Не получил.
— А тебе не кажется, что лучше было бы получить? — скромно предложил Эйити.
— Но за этого пациента, — с нехарактерной для него твердостью тряхнул головой Тахара, — отвечаю я. Поэтому сам решил, какое давать лекарство.
— Старик и Утида узнают, не поймут.
— И не надо. Бетион не приносит никакой пользы моему пациенту…
— Не в этом дело.
— Нет, именно в этом!
Тахара пошарил в кармане сигареты, но там их не оказалось. Эйити протянул ему только что купленную пачку «Peace»[21] и, чиркнув зажигалкой, дал ему прикурить.
— Послушай… я обыкновенный врач. Мне тяжело пичкать больного лекарством, от которого нет никакого толку. Даже если его выписал Старик…
— Но что будет, когда Старик и шеф узнают?
— Я готов, — грустно усмехнулся Тахара. — С того дня я многое передумал. Хотя будет преувеличением сказать, что я этим переболел.
— Ты не можешь принимать решения один. Мы рядовые сотрудники второго хирургического отделения.
— Поэтому я должен был сказать профессору, что бетион не помогает. Перед всеми.
— Знаю.
— Но все молчали. И не просто молчали. Я от Утиды еще втык получил.
Глядя на тлеющий кончик сигареты, Тахара тихо проговорил, обращаясь скорее к самому себе, чем к Эйити:
— Потому-то у меня не оставалось другого пути.
— Ты должен отыграть назад.
— Нет! Я все решил.
— Да? Раз так, то я больше не вмешиваюсь. Мы с тобой вместе пришли в отделение, вместе работаем над докладом, поэтому я и волнуюсь. Но если ты так решил, я умываю руки.
— Тебя это никак не касается. Это только моя проблема.
С этими словами Тахара бросил на пол окурок, раздавил его нечищеным ботинком. И его сутулая фигура скрылась в читальной комнате.
Эйити покинул библиотеку в раздумьях: ничего никому не говорить или сообщить заведующему отделением. Если все ему рассказать — получится, что он выдал Тахару. Промолчать — могут обвинить в том, что знал, но не сказал. То есть молчаливо одобрял.
«Я не хочу иметь неприятности из-за этого дела».
Эйити вернулся в больничный корпус. Погруженный в свои мысли, он кивнул рабочим, занимавшимся уборкой и дезинфекцией здания.
«Вот что надо сделать!»
Ему пришла в голову идея. Точно!.. Надо посоветоваться с Курихарой. Возложить ответственность на этого тюфяка.