Одним стаканом дело не ограничилось. Одзу пришлось заталкивать в себя жидкость еще и еще. Он проделывал это с зажмуренными глазами. Тем временем сын и рентгенолог о чем-то перешептывались, перемежая речь немецкими терминами.
— Сейчас мы опустим платформу, лягте на спину, как вам удобно.
«А вдруг у меня рак?» — мелькнуло в голове у Одзу.
— Задержите дыхание. Сейчас еще один снимок.
«Рак так рак. Я пожил достаточно. Запросто могло убить на войне, — размышлял Одзу. — Как Хирамэ. Как Хирамэ, который тогда погиб…»
— Все. Закончили.
При этих словах Одзу слез с платформы и протянул руку к корзине, где лежала его одежда.
— Ну что?.. Плохо мое дело?
— Особых причин для тревоги я не вижу. Есть старый рубец на двенадцатиперстной кишке. Он вызывает гастрит. Серьезных оснований для беспокойства нет.
Вместе с облегчением Одзу посетило тяжелое гнетущее чувство: придется и дальше тянуть этот воз под названием жизнь.
Выйдя с Эйити из темного рентгеновского кабинета, Одзу вытер с губ носовым платком следы белой жидкости, которую ему пришлось пить.
— Спасибо, — поблагодарил он сына. — Благодаря тебе теперь я спокоен.
— Лекарство я потом заберу из аптеки. Соберешься сегодня на работу, на обед порцию лапши и больше ничего. Выпивку на какое-то время под запрет.
— Все понятно. — Одзу верил сыну. — Ты сейчас куда?
— В хирургический корпус. Мои подопечные там лежат.
— А можно посмотреть?
Отец сконфузился от собственной неожиданной просьбы. Эйити едва заметно улыбнулся.
— Конечно. Только в палаты не заглядывай.
Одзу не знал, чем каждый день занимается в больнице сын. Прежде всего потому, что, придя домой с работы, Эйити никогда не говорил об этом. Но в тот день, раз уж Одзу оказался в больнице, ему захотелось посмотреть, где лежат пациенты его сына.
Они миновали длинный коридор, вызвали лифт. По дороге Эйити давал пояснения:
— Здесь кабинет радиологии. В этом кабинете занимаются исследованием мочи, крови и секреторных жидкостей всех пациентов больницы.
Одзу слушал и кивал: «Понимаю, понимаю».
На улице ярко светило солнце, однако в коридоре хирургического отделения, по обе стороны которого тянулись двери больничных палат, было сумрачно.
— И ты все время здесь находишься?
— Нет. По большей части в клиническом отделении.
— Как здесь тихо.
— Хм-м. Тут всегда так.
Эйити опустил руку в карман халата и добавил устало:
— Ну, мне надо обойти пациентов.
И скрылся в одной из палат, оставив отца одного.
Одзу постоял немного у двери, ведущей в коридор. Уборщица тряпкой мыла пол.
Двери лифта напротив раздвинулись, и он увидел сидевшую на каталке женщину в больничном халате, которую сопровождала медсестра. Одзу скользнул взглядом по повернутому в профиль лицу женщины, и ему показалось, что он ее где-то видел.
Чем-то она напоминала Айко Адзуму.
Но та Айко, которую он видел в последний раз лет тридцать назад, была моложе. И она не могла оказаться в этой больнице.
Пациентка и сестра скрылись в палате по правую сторону от коридора. Одзу опустил глаза и стал спускаться по лестнице, которая была тут же рядом.
Расставшись с отцом в коридоре, Эйити осмотрел двух своих пациентов и заглянул в палату, где лежала Айко Нагаяма.
— Мы на обследование ездили, — сказала сестра, выталкивая каталку в коридор. — Она два раза жаловалась на самочувствие.
— На обследование? Какое же?
— Обследование ткани печени.
— Я ничего об этом не слышал…
— Это Курихара-сэнсэй вчера распорядился.
Эйити ничего не сказал и подошел к пациентке. После процедуры она плохо выглядела, лицо и губы заливала мертвенная бледность.
— Тяжело было? — негромко спросил он.
— Да, — вяло отвечала Айко. Видно было, что она еще не оправилась после того, что с ней делали.
— Как я вам говорил, после таких процедур может подниматься температура, но беспокоиться незачем.
— А какие результаты?
— Я еще не говорил с доктором Курихарой… Полагаю, он хотел проверить состояние печени. Если надо будет делать операцию, мы должны быть уверены, что это не скажется на печени.
— Значит… — нерешительно начала Айко, — все-таки операция?
— Это лучший выход. Вырежем все плохое.
Эйити скрывал ложь за улыбкой. Скорее всего, дело кончится имитацией операции — ее разрежут и тут же зашьют. Накануне на консилиуме все пришли к общему мнению, что раковые клетки уже распространились по всему организму.