— Прежде чем я уеду, можешь сказать мне одну вещь?
— Какую?
— Теперь, наверно, это не имеет никакого значения — и я просто хочу знать… я просто подумала… знаешь ли ты его имя?
— Чьё?
Кэсси почувствовала новый прилив крови к щекам, но упорно продолжала:
— Его имя. Рыжеволосого парня. Того на берегу.
Ореховые глаза не дрогнули. Они продолжали смотреть прямо на Кэсси, зрачки сократились до маленьких точек. Изучая эти глаза, Кэсси знала, что нет никакой надежды.
Она была права.
— Какой рыжеволосый парень на берегу?
Портия произнесла это отчётливо и спойконо, а затем повернулась на своих каблуках и направилась прочь. На этот раз Кэсси позволила ей уйти.
Зелень. Это то, что заметила Кэсси, уезжая с Кейпа на север. Лес протянулся с обеих сторон от шоссе. В Калифорнии ей бы пришлось пойти в национальный парк, чтобы увидеть деревья такой высоты…
— Это — сахарные клёны, — сказала её мать с наигранной жизнерадостностью, когда Кэсси немного повернула голову, чтобы проследить за особенно изящными деревьями.
— А те, более низкие, — красные клёны. Они станут красными осенью — и будут словно алый закат. Только подожди и увидишь…
Кэсси не ответила. Она не хотела смотреть на эти деревья осенью, потому что не хотела быть здесь.
Они проехали через Бостон и поехали дальше вдоль побережья — северного берега, — с яростью поправила себя Кэсси. Она наблюдала, как проносятся мимо странные небольшие города, пристани и скалистые пляжи. Она подозревала, что они следовали по этому живописному маршруту специально, и чувствовала кипящее в груди возмущение. Почему нельзя просто быстро добраться и покончить с этим?
— А нет более короткого пути? — спросила она, открывая бардачок и доставая оттуда карту, прилагаемую компанией проката автомобилей.
— Почему бы нам не поехать по Шоссе 1? Или по Федеральной Автостраде № 95?
Её мать смотрела на дорогу.
— Прошло много времени с тех пор, когда я ездила сюда, Кэсси. Это единственный путь, который я знаю.
— Но если мы срежем путь здесь через Салем…
Кэсси наблюдала, как они проехали поворот.
— Хорошо, не надо, — сказала она.
Из всех мест в Штате Массачусетс, Салем был единственным городом, который она хотела увидеть. Его жуткая история соответствовала сейчас её настроению.
— Это ведь там сжигали ведьм, не так ли? — спросила она, — Нью Салем поэтому так и назвали? Там тоже сжигали ведьм?
— Они никого не сжигали; они их вешали. И они не были ведьмами. Всего лишь невинные люди, которых почему-то недолюбливали соседи.
Голос её матери был уставшим и терпеливым.
— А Салем был обычным названием в колониальные времена. Оно произошло от «Иерусалим» (прим. Jerusalem — Salem)
Карта расплывалась у Кэсси перед глазами.
— Так где же этот город, в конце концов? Я не вижу его здесь, — сказала она.
Некоторое время стояла тишина, прежде чем её мать ответила:
— Это маленький город: весьма часто его не указывают на картах. Но фактически он находится на острове.
— На острове?
— Не волнуйся. Есть мост к материку.
Но всё, о чём могла думать Кэсси, — это остров.
"Я собираюсь жить на острове. В городе, которого даже нет на карте".
На дороге не было никаких указателей. Миссис Блейк свернула с неё, и автомобиль пересёк мост, а затем они оказались на острове. Кэсси ожидала, что он будет крошечным и её настроение немного поднялось, когда она убедилась в обратном.
Там были настоящие универмаги, а не только туристические магазины, сгрупированные здесь в месте, которое, должно быть, являлось центром города. Были также Данкин Доунатс (прим. перевод. — сеть закусочных быстрого питания) и Международный Дом Оладий (прим. — фирменное название сети экспресс-блинных компании) с вывеской, сообщающей о грандиозном открытии заведения.
Перед ним, танцуя, стоял кто-то, наряжанный в костюм гигантского блина.
Кэсси почувствовала небольшое облегчение. Любой город, где есть танцующий блин, не может быть таким уж плохим, ведь правда?
Но затем её мама свернула на другую дорогу, которая шла вверх и становилась всё более и более пустынной, поскольку они удалялись от центра города.
Они, должно быть, направлялись на самый дальний конец острова, поняла Кэсси.
Она могла видеть, как солнце отражается красным светом в окнах группы домов на вершине утёса. Дома всё приближались, а Кэсси смотрела на них сначала с беспокойством, затем с сильным волнением, и, наконец, с болезненной тревогой.
Потому что все они были старые. Ужасно старые, не просто старомодные или немного состарившиеся, но древние. И хотя одни были хорошо отремонтированы, другие же выглядили так, словно могли с грохотом упасть и превратиться в щепки в любую минуту.
"Пожалуйста, пусть это будет он", — думала Кэсси, не сводя глаз с приятного жёлтого дома с несколькими башенками и окнами с выступами. Но мама, не сбавляя скорости, проехала мимо него. И следущего, и следущего….
А потом остался только один дом, последний на утёсе, и автомобиль направлялся к нему. Подавленая, Кэсси уставилась на дом, пока они приближались. По форме он напоминал толстую, перевёрнутую верх тормашками букву Т, с одним крылом выходящим к дороге и другим, выходящим назад, на утёс.
Когда они подъехали к заднему крылу, Кэсси увидела, что оно выглядело совсем не так, как фасад. Оно имело покатую крышу и маленькие, неровно размещённые окна, стёкла которых были сделаны из крошечных, ромбовидных стёкол. С этой стороны дом даже не был покрашен, только обит выветрившимися серыми обшивочными досками.
А переднее крыло было окрашено… когда-то давно. И сейчас краска отслаивалась от него тонкими полосками. Два дымохода выглядели потрескавшимися и неустойчивыми, а вся покатая крыша, казалось, просела. На переднем крыле окна были размещенны довольно ровно, но большинство из них выглядели так, словно век были не мыты.
Кэсси безмолвно смотрела. Она никогда в жизни не видела более угнетающего дома. Он не мог быть тем самым домом.
— Ну, — сказала её мама тоном наигранной жизнерадостности, выворачивая на покрытую гравием подъездную дорожку, — Это он, дом, в котором я росла. Мы дома.
Кэсси не могла говорить. Переполняющие её ужас, ярость и возмущение росли в ней всё больше и больше, пока она не подумала, что вот-вот взорвётся.
Глава 4 (Перевод: Дашка ﭢ Дашка)
Её мама всё еще говорила в той притворно-радостной манере, но Кэсси могла слышать только обрывки её слов.
— … изначально крыло было Дореволюционно Грегорианским, полтора этажа… переднее крыло Постреволюционно Грегорианское….
Это продолжалось снова и снова. Кэсси схватилась за ручку двери машины, чтобы открыть её, получая, наконец, полный обзор всего дома. Чем больше она его разглядывала, тем хуже он казался.
Её мама говорила что-то насчет фрамуги (прим. перевод. — это вроде форточки) над входной дверью, она говорила быстро и почти задыхалась:
— … прямоугольное, не такое как обычные арочные окна над дверью, которые появились позже…
— Я ненавижу это! — закричала Кэсси, перебивая, её голос был слишком громким в тихом воздухе, поразительно громким. Она не имела в виду фрамугу, чем бы это не оказалось.
— Я ненавижу это! — неистово закричала она снова. Её мама, стоявшая позади, не произнесла ни звука, но Кэсси и не обернулась, чтобы взглянуть на неё; она смотрела прямо на дом, на ряды немытых окон и на провисшие карнизы, на абсолютно безобразную массу и ужасающую угнетённость всего здания, и её трясло.
— Это самое уродливое, что я когда-либо видела, и я ненавижу это. Я хочу уехать домой. Я хочу уехать домой!