Нет, к сожалению, это не сон. Враг приближался со всех сторон, и через несколько дней город будет окружен. Беженцы рассказывали страшные вещи. Но на все воля Божья, а она всегда хороша!
На следующий день приехал мой муж, и мы нежно обнялись. Мы прожили вместе почти двадцать лет и были так же влюблены друг в друга, как в день свадьбы. Мой муж -- само мужество, он излучает безопасность и надежность, его голос и манеры успокаивают и ободряют.
Когда мы грузили вещи в автомобиль, я на минуту остановилась в удивлении, вдруг вспомнив, что привыкла ездить совсем по-другому, и что здесь нет львов впереди. Мне показалось, что я схожу с ума. Какие львы здесь, в этой стране? Ведь я хорошо знала машину мужа.
Мы приехали домой и -- о, радость! Нас встретил Бо-Гар, но уже не маленький мальчик, а юноша. Он улыбался, как всегда, поклонился мне и поцеловал руку: "Как хорошо, что вы опять дома, моя королева!" Я глядела на него в удивлении: "Бо-Гар, каким образом ты здесь?" -"Разве вы не знаете, что я живу в вашем доме вот уже три года", -- в свою очередь удивился он. Я не могла ничего понять. Когда он прибыл к нам со своей далекой родины, это был маленький мальчик, но с тех пор я его не знала. И опять я почувствовала, что как бы сплю и вижу сон.
После ужина мы сидели перед странным деревянным ящиком и человеческий голос говорил нам из него о последних новостях войны и о правилах, которые мы должны соблюдать. Как страшно! Вторая материализация ментального процесса, как и телепатический аппарат в лесном домике! Птахотеп тоже излучал радиации в атмосферу страны каждый вечер, и все спящие получали от него помощь, силу и любовь. Но его излучения проникали в самые глубины человеческого существа, а не во внешние уши, как низкочастотные вибрации, идущие из деревянного ящика.
Ночью, как и во многие последующие ночи, я проснулась от ужасного воя сирены. Мы вскочили, накинули на себя теплые вещи, схватили маленький чемодан с драгоценностями и деньгами и старый альбом с мистическими символами и спустились вниз. На этажах открывались двери, и к нам присоединялись родные, а из дверей нижнего этажа вышел старик с белоснежными волосами и бородой. Где я видела раньше эти глаза? Как при вспышке молнии, передо мной мелькнула красивая фигура генерала моего отца -- фараона: генерала звали Тхисс-Та. Но как же он попал сюда, как он стар, и почему я шепчу ему: "Дорогой отец, тепло ли ты оделся?" Он улыбнулся мне и мы все спустились в подвал.
А враг подходил все ближе к городу. Однажды днем появился Има. Как он попал сюда и как странно одет! Я спросила его об этом, и он ответил: "Что за вопрос, мама? Это же форма летчика, и ты это давно знаешь!" Я слушала, как бы пробудившись от дурного сна. Да, конечно, это форма, а он -- мой единственный сын. Но все же я знаю, что это Има, и ясно вижу его в одеждах жреца. Он давал мне уроки концентрации. Но он не знает меня и ведет себя так, как будто никогда не был в храме.
"Мам, -- сказал он, -- нашу часть переводят в другое место. Я не знаю, когда снова увижу тебя". Мое сердце похолодело от ужаса. Да, это дурной сон, в котором люди пали так низко, что убивают друг друга, и убивают самых здоровых, сильных молодых мужчин, так как они считаются "годными" для военной службы, убивают тех, кто мог бы дать новое, сильное поколение людей. Слабые и больные остаются дома, и они будут отцами, что быстро приведет к вырождению всей человеческой расы. И люди даже не понимают этого!
Постепенно мои мысли обратились к Богу. Ничто не происходит без его воли, все случается лишь в поисках равновесия, стремления обратно в рай. Так учил меня Птахотеп. И сейчас я не должна испытывать боль при разлуке с сыном, так как не должна так связывать себя с кем-либо, чтобы мое счастье зависело от него. Я дала сыну возможность родиться снова, но люблю в нем не его тело, физическое проявление, а проявление в нем безличной божественности. Все сущее есть проявление одного Бога, почему же должна дрожать от возможности потерять это частное проявление Бога? Потому что его плоть и кровь вышли из моей плоти и крови? Но мое истинное "я" и его истинное "я" вовсе не кровь. Я должна войти в мое истинное "я" и стать вполне сознательной в нем; тогда я смогу отождествить себя с истинным "я" сына и с сущностью всей вселенной. Тогда я не потеряю ничего и никого! Я должна победить свою плоть, которая испытывает сейчас страшную боль. О, Боже, дай мне силу пройти это испытание! Даже если я не достигла еще космического сознания, дай мне силу поступать так, как если бы я жила уже в этом божественном состоянии сознания!
Обнимая сына на прощание, я сказала: "Прощай, мой дорогой мальчик! Я отдаю тебя в руки Бога, он не оставит нас. Помни, что все проходит, кроме истинной любви. Даже сейчас мы любим друг друга, потому что мы -- одно в Боге. Этот духовный союз, эта истинная любовь свела нас вместе на земле. Мы не можем потерять друг друга и встретимся снова... если не в этой жизни, то в следующей; или -- в другой форме жизни. Наша любовь снова приведет нас друг к другу. В тяжелые времена обращайся к невидимой силе, которая стоит за всем и никогда не покидает нас -- к Богу".
И никто из нас не плакал. Мы обнялись и поцеловались. Я помахала ему из окна и он ответил мне, а потом исчез.
Наступило Рождество. Я знаю, что в вечности нет праздников и будней, что там каждый день свят, так как в Боге вечность есть бесконечно длящийся святой день. Но мой муж любит Рождество и они с Бо-Гаром наряжали елку. А вечером в сочельник нас пригласили к отцу на ужин. Вдруг прибежала сестра и сказала, что враг уже в городе, наша вилла захвачена и с минуты на минуту вражеские танки будут здесь. Мы решили быстро встретить Рождество у себя, а потом спустились к отцу, чтобы быть всем вместе. Мы зажгли елку, обменялись подарками и поспешили к отцу. "Дети, -- сказал отец, -- давайте быстро поедим, может быть, придется укрыться в подвале". Спокойно и тихо мы ужинали, чувствуя торжественную мрачность момента. Раздались взрывы бомб, они становились все чаще и ближе. Раздался звонок в дверь. Это были офицеры федеральной армии, которые сказали, что разместят пушки в саду, а солдат -- в нашем доме, и попросили ключи ко всем этажам.
Мы поторопились с ужином и все спустились в подвал. Младшая сестра несла на руках младенца, я вела другого ее малыша за руку. Мужчины остались с отцом допивать кофе наверху, несмотря на взрывы. Потом они присоединились к нам, и муж тихо сказал мне, что повреждено центральное отопление и выключена вода. Наш дом оказался опорным, ключевым пунктом для войск, решивших защищаться до последнего. Снаружи было пятнадцать градусов мороза и солдаты заходили иногда погреться, но в погребе было тоже холодно. Мы надели на себя, что было с собой, ребенок непрерывно плакал, и ночью никто из нас не заснул. Утром мы стали думать, где достать воды хотя бы для маленького ребенка, потому что у сестры пропало молоко. Муж решил пойти за водой, но в соседних домах воды тоже не было и пришлось идти через улицу. Я пыталась отговорить его, но он сказал, что прошел первую мировую войну, которая тоже была не игрушечной. Я осталась ждать его и услышала в сердце голос: "Ничто никогда не плохо; все вещи таковы, как вы думаете о них". Я старалась успокоить сердцебиение и думала о тысячах других жен, которые так же ждут своих мужей. Я убеждала себя, что раз все мы должны оставить тело, неважно, кто уйдет немного раньше. Наконец, муж вернулся, и я ничем не выдала своих чувств. Мы поняли друг друга с одного взгляда.
Сколько дней и ночей мы просидели в погребе, не знаю. Наверху гремели пушки, взрывались бомбы, ревели самолеты и танки. Обрушилось здание над нами, кончились запасы пищи, и мы не знали, будем ли погребены заживо или погибнем от голода и жажды. Я все время держала на коленях ребенка сестры и рассказывала ему сказки, еле сдерживая слезы отчаяния.
Спустя долгое время канонада, наконец, прекратилась, и муж опять пошел за водой. Вернувшись, он сказал дрожащим голосом: "Эстер, я только что был наверху, в нашей квартире. Там все разрушено, прекрасная мебель превращена в обломки, пола в одной комнате нет, как и стен в других. У нас больше нет дома", -- и он уронил голову мне на плечо, рыдая, как ребенок. Я утешала его, говоря, что не надо заботиться о материальных вещах, главное, что мы живы. Бо-Гар, услышав про разрушение, устремился туда, чтобы спасти свои слайды и фильмы по йоге. Это было делом его жизни -- он преподавал здесь древнее искусство своей родины, и я отдала ему для занятий свою художественную студию. Принеся свои сокровища с риском для жизни, Бо-Гар спрятал их в углу подвала.