Приблизительно во время моего обряда крови я залезла в маленький бархатный кошелек и вытащила оттуда руну Хагалаз. Руны – это северный инструмент прорицания, инструмент из дохристианской Скандинавии, часто выгравированные на костях или камнях. Я сделала свои руны из глины, в летнем лагере, в возрасте около тринадцати лет, и покрыла их менструальной кровью. Несомненно, одна из наиболее экзистенциальных рун, Хагалаз, была почитаема Ницше. Это руна разрушения, но также руна инициации. Что-то ломается, появляется проход, и мы входим в него.
«Будь осторожна, – говорила мне моя Книга рун, – то, что действует в руне Хагалаз, приходит не извне. Ты не во власти существующего мира. Твоя собственная природа создает происходящее, и ты наделена властью над ситуацией. Внутренняя сила, которую ты накопила, – отныне твоя поддержка в жизни и проводник во времени, а все, что тебе было дозволено, теперь поставлено под вопрос»[37].
Я оказалась неспособна уделить должное внимание мудрости моих рун. Я была сбита с толку, дезориентирована. Вскоре после обряда крови цвета стали ярче. Красный бордюрный камень превратился в бриллиантовые полосы вдоль тротуара. Казалось, все содержало в себе некий смысл, все являлось символами, которые я должны понять, но не помнила как. Восьмиугольная форма дорожных знаков «Стоп». Звук ветра в ветвях магнолии. Каждый внешний раздражитель кричал: «Вспоминаешь? Вспоминай!» Но что вспоминать? Я не знала, как интерпретировать эти знаки.
Вороны начали преследовать меня. Месяцами я могла слышать «вуушшш», создаваемое черными крыльями надо мной, когда я возвращалась домой с работы или из колледжа. Эти темные стражи появлялись на перекрестках, смотрели на меня, сидя на проводах, маневрируя между телефонными столбами и верхушками деревьев во время преследования. Кланяясь и зовя, всматриваясь в меня черными глазами, ожидая ответа. Иногда они каркали на меня, и я каркала им в ответ. Один раз ворона чуть ли не выпрыгнула из собственной шкуры, стремясь добиться моего внимания. Каркая и кивая, переминаясь с ноги на ногу, ворона обращалась ко мне, и я старалась ей ответить. У меня было чувство, что меня приветствовали.
Вороны кружили над кладбищенской землей. Они садились на склепы, без малейшего уважения к умершим, выставляя себя напоказ и гогоча, словно рыцари за столом. Вороны – предвестники инициации. Без смерти не может быть перерождения. Прежде чем ты сможешь стать посвященной в новый образ жизни, твоя старая жизнь, твое прежнее «я» должны умереть.
Морриган – триипостасная кельтская богиня, часто появляется в облике ворона. Иногда сливаясь воедино, Морриган известна также как Королева Фантомов и как дух-хранитель тех, кого она хочет привести к победе. Вороны-падальщики – спутники многих богинь преисподней, подбирающие части тел там, где те были похоронены или сожжены на погребальных кострах. Вороны всегда появляются возле входов в преисподнюю. Персефона, богиня-дева, была похищена и спрятана во дворце, сложенном из могил. В итоге она тоже стала призрачной королевой того мира, полноправной богиней, равной по силе своей матери – богине урожая Деметре. Девушка становится матерью, затем – старухой. Создательница, хранительница, разрушительница.
Геката завершает триаду в иной форме тройственной богини. Она и есть старуха, странница между мирами – между верхом и низом, жизнью и смертью. Геката – древняя богиня магии и колдовства, хранительница всех знаний и опыта. Она стоит на перекрестках, окруженная своими воронами-фамильярами. Коварные и умные, эти птицы умеют планировать, использовать свои собственные инструменты и остаются дикими и неприрученными даже в самом сердце города.
Роняя свои сверкающие сокровища в наших дворах, помечая территорию, они обращаются друг к другу, сидя на деревьях. Резкие, отчетливые крики, гортанное предупреждающее карканье. Вороны приносят мудрость и предостережение. Вороны позвали меня, и я попыталась последовать за ними. Они будут пировать и смеяться над останками моей прежней жизни. Они будут клохтать, и каркать, и кружить над проходом в преисподнюю, материализовавшимся передо мной, а я сделаю первые шаги к ее голодной пасти.
Пытаясь обрести равновесие, успокоиться, я установила для себя режим посещений бесплатной акупунктуры в некоммерческой реабилитационной клинике по средам. Я употребляла наркотики не больше чем любой другой среднестатистический тинейджер, а эта процедура предполагала успокоение, и иногда она ненадолго срабатывала. Я пыталась выбить дешевую психиатрическую помощь через свой колледж, но там уже был длинный список таких, как я. Я цеплялась за занятия танцами в надежде, что они помогут мне вернуться в мое тело. Я не танцевала с тех пор, как была ребенком, но вскоре начала жить ради этих занятий. Дошло до того, что я была счастлива только во время танцев, покачивая плечами и выполняя джазовые скольжения по полу под песню Low Rider группы War: «Low rider knows every street, yeah… take a little trip, take a little trip and see»[38].