— По заявлению… Добровольцем пошёл…
Тишка сглотнул слюну.
— Как это по заявлению? — Он ждал, что вот сейчас, после Серёжкиного ответа, неясное прояснится, и он будет знать, как ему, Тишке, теперь действовать, что делать, чтобы освободить Корвалана.
— Не знаю, — признался Серёжка. — Он говорил, добровольцем, по заявлению, а не рассказывал как.
— Так чего же вы его о главном-то не спросили? — воскликнул Тишка.
— Ну, мы о другом спрашивали, ещё главнее… Об этом не думали.
Тишка решительно сунул руки в карманы:
— Надо на Выселки идти!
— Да зачем?
Ну, как ты этого не поймёшь? Он ездил по заявлению… Понимаешь, по зая-а-вле-е-нию… Вот и надо узнать, как это делается…
Кажется, и до Серёги дошло, что задумал Тишка.
— Ну, Тишка, даёшь! — восхищённо выдохнул он.
Тишку похвала друга только подогревала.
— А ты что, не поехал бы? — спросил он.
— Куда? В Чили-то? — уточнил Серёга. — Да если бы взяли… На Отечественную вон школьников, сам знаешь, не брали…
— Кто хотел, воевал, — осадил его Тишка. — Сынами полков шли.
— Это верно, — вздохнул Серёжка.
Что-то его в Тишкиной затее всё же смущало. Но он молчал, ни о чём не спрашивал — видно, опасался, что Тишка сгоряча обвинит его в трусости. Ну, как это Серёга может колебаться? Вон Люська Киселёва — девчонка! — и то написала в стихах: «Мне бы только переплыть океан…» И переплывёт! У неё духу хватит.
— Вот что, Серёга, — не желая больше выслушивать его возражений, заявил Тишка. — Завтра же на Выселки и пойдём. Надо действовать.
Теперь Тишка верховодство брал на себя. У Серёжки — светлая голова, а у него, у Тишки, — твёрдый характер. Он задумает чего — его не свернуть. Это Серёжку могут и мамка, и бабушка от чего хочешь отговорить. А Тишка — кремень. У него слово — олово: он сказал — значит, сделал.
— Завтра суббота, — неуверенно возразил Серёга, — может, сбор какой-нибудь после уроков объявят, классное собрание… Давай уж лучше в воскресенье… Весь день наш.
— Ну, давай, — согласился Тишка.
Документы, письма, свидетельства очевидцев
«В Сантьяго карателями убит Генеральный секретарь левого революционного движения Мигель Эврикес…
Арестован и подвергнут жестоким пыткам преподаватель начальной школы, сенатор, член ЦК Компартии Чили Хорхе Монтес…
Заключена в тюрьму член ЦК Социалистической партии Чили Лаура Альенде, сестра бывшего президента Чили Сальвадора Альенде…
Хунта отняла у вдовы всемирно известного чилийского поэта Пабло Неруды дом в Исла-Негра и всё его имущество…
В Вашингтоне убит выдающийся деятель народного единства Орландо Летельер…
Зверски убита видная деятельница Коммунистической партии Чили товарищ Марта Угарте…
Арестован Мануэль Контрерас, один из руководителей Коммунистической молодёжи Чили; арестован один из лидеров студенческого движения Карлос Паредес…
Продолжаются похищения патриотов, массовые репрессии… Хунта объявила об освобождении трёхсот заключённых, в то время как в концентрационных лагерях их тысячи…
Хунта решила перевести Луиса Корвалана из концлагеря «Трес аламос» в один из секретных концентрационных лагерей, на холодный и суровый юг страны…»
Из газет.
22
Дорога на Выселки не наезжена. Она сразу же за Полежаевом ныряет с накатанного машинами тракта в сугробы и тянется к лесу узкоколейкой (вместо рельсов — санные полозницы, вместо шпал — ступеньки выбитой конскими копытами «лестницы»). Идти по ней тяжело: на полознице — скользко, а по «шпалам» — нужен широкий, лошадиный размах шагов.
Правда, выбившись в березнячок, дорога выравнивалась и затвердевала, но как только выбегала на открытое место, так снова и становилась убродистой. Хорошо, что открытых перепадов было немного — ложок, поляна, ещё ложок, а там снова лес и лес. Уже не тонкостволые берёзки, а не в обхват человеку сосны и ели, угрюмо раздвинувшиеся перед лентой уположенного санями снега, обступили Тишку с Серёгой.
Лес гудел потревоженно. С ёлок то по одну сторону дороги, то по другую шуршисто сползал снег, и Тишка долго не мог к этому привыкнуть, оглядывался, всматривался в лесную чащу, выискивая глазами, что бы это такое могло быть. И, только увидев раскачивающуюся, освободившуюся от немого груза, ещё в льдистых наплывах, топорщившуюся зелёными иголками лапу, успокаивался. Лес был угрюм. Не то что летом. Правда, уже на ветках протяжно пели синицы, свистели поползни. Но их песни были пока короткими. Конечно, на таком морозе долго не пропоёшь.