Она неожиданно спохватилась, что не спроворила для ребят самовар.
— Вот ведь… соловья баснями не кормят, а я зужу и зужу… Люди с дороги, попить-поесть охота, а я как трещотка…
Тишка начал было отнекиваться, но Серёжка подмигнул ему: ты, мол, что? Конечно, обратно опять по сугробам ползти придётся, а в животе уж и без того урчит.
Старуха пошевелила клюкой в печке, начала одеваться, чтобы принести для самовара воды.
Ну, нет уж, Тишка у неё ведро отобрал и разговаривать не стал. Сбегал к колодцу и один раз, и другой. А колодец в ограде, невелика надсада. Серёжка же наносил бабушке дров — ограда была забита поленницами (то ли сыны, навещавшие бабушку в дни летнего отпуска, напилили и накололи, то ли колхоз проявил заботу о пенсионерах). Старуха разогрела на плите суп, разлила по тарелкам. Сидели, швыркали ложками.
Старуха просветлённо смотрела на ребят и улыбалась:
— Ой, за компанию-то и я в охотку поем, а то ведь никакого аппетита не стало… Ну дак ведь без работы сижу, не уламываюсь…
Она дохлебала суп и, удовлетворённая, потянулась:
— На людях-то как хорошо… Надо было и Парасью позвать…
— Да нет, нам уже некогда, — Серёжка испугался предстоящей задержки. — Нам назад идти.
— Знаю, знаю, что в ночь не останетесь… Ну, а чаю-то перед дорогой надо попить.
Тишка подумал, что старуха всё же пойдёт за Парасьей, но она, встав, подтянула у часов-ходиков гирю.
— И правда, — робяты-ы… Поторапливаться вам надо, скоро стемнеет.
На быструю руку попили чаю, распрощались с бабушкой и двинулись в обратный путь.
Какое-то щемящее чувство не оставляло их, и, пока не зашли в лес, не разговаривали, молчали. Ещё бы… Прибежали к Фёдору Кирилловичу и, несолоно хлебавши, поплелись назад. Вот тебе и за испанскими словами сходили, и про заявления узнали, как подают.
— А разве не узнали? — деланно бодрым голосом спросил Серёжка. — Она же ясно сказала: в армии служил, из армии и заявление подал… Разве ты прослушал?
Да в том-то и дело, что Тишка тоже не прослушал. Но это Фёдор Кириллович из армии заявление подавал, а ведь были, наверное, и такие, что не из армии.
— Не знаю, — потупился Серёжка.
— А вот и надо было узнать… От кого вот ещё узнаем? — Тишка вконец расстроился.
— Тишка, — успокоил его Серёга, — ну не узнали здесь, так самим догадаться можно… Я думаю, как было дело… В Испании война шла, ну, республиканцы и обратились за помощью: помогите фашистов разбить. Ну, и желающие подавали заявления и ехали. Но ведь там война была…
— Договаривай, договаривай, — понял Тишка, куда клонит товарищ. В Чили, мол, не война.
— В том-то и дело, — признался Серёжка. — Ты слышал, чтобы туда интернациональные бригады набирали? Не слышал? И я не слышал…
— Ну и что? А Корвалану-то надо помогать! Над ним расправу готовят.
— Корвалану надо, — вздохнул Серёжка.
— Ох, если бы моя посылка дошла…
Тишка всё же не оставлял надежды, что посылка и письмо попадут Корвалану в руки. Не всё же время Корвалан сидит в одиночной камере, выводят же его на прогулку. Тишка не раз видел в кино, как заключённые ходят по тюремному двору и переговариваются. Вот и спросит Корвалан на такой прогулке, кто умеет читать по-русски. Найдутся же, наверно, такие. Вместе с Корваланом и совершат побег, Тишка примет у себя дома Корвалана и с товарищами. Да Серёжка человек двух заберёт к себе. Да другие ребята возьмут. Всем политическим заключённым из монастыря «Трес аламос» в Полежаеве хватит места.
— Тиш, — неожиданно прервал его мысли Серёжка. — А чего ты мне сразу-то не сказал про Корвалана?
Тишка пожал плечами.
— А я знаю почему, — высказал догадку Серёга. — Ты боялся, что я проболтаюсь.
— Ну, боялся бы, так и сейчас не сказал…
— Э-э, нет, — возразил Серёжка. — Теперь уж и письмо и посылка, может, через океан переправились, теперь и проболтаемся мы, так им никто не помешает до места дойти.
Да, Серёжка всё-таки прозорливый, удивился Тишка. Ты смотри, как в воду глядел…
— Нет, нет, что ты, я ведь знаю, ты не болтун… По забывчивости не сказал… — засуетился Тишка, боясь, что Серёжка обидится на него.
Но тот махнул рукой:
— Ладно. Хоть сейчас-то не ври.
И они надолго замолчали.
Перед вечером небо очистилось от облаков, и мороз взлютовал, заставил прибавить шагу. Было ещё светло, а над лесом уже выплыла краснорожая луна, вся в мглистом тумане.