Ну топтали их, правильно. Жалко, конечно, можно б и обходить. Но разве об этом Зиновию думать надо? Война ещё не закончилась, а он своих земляков дразнит яблоками. Разумеется, бабы заохали: «Как же так? Яблоки даже не едят. В Полежаеве их только во сне и видели, а там ногами пинают… Уж если бы рябина осыпалась или черёмуха — тогда не жалко. Но яблоки…»
Иван собрал дружков: так и так, нельзя народ расхолаживать. Смотри-ка, только о яблоках и говорят. Надо Зиновия приструнить да заодно и помочь партизанам разбить фашистов.
Решили отправиться воевать в Словакию.
Словаков от фашистов освободим, а потом уж и яблок наеедимся от пуза, — мечтательно вздохнул Лёшка Братушев.
Ох уж эти яблоки… Они и Ивану снились по ночам, но он стыдился в этом признаться. Лёшка же выдохнул общую мечту. И сказал в общем-то правильно, не подкопаешься: сначала словаков освободим, а потом уж за яблоки примемся.
Это Зиновий неверно себя повёл. Чего-то много он по яблочным лесам там гуляет! В каждом письме — яблоки, яблоки… Прав Лёшка: надо фашистов сначала сковырнуть, а потом любоваться яблоками.
К побегу готовились основательно. Сушили сухари, у кого был хлеб. Запасали картошки. Даже охотничий порох из отцовских запасов ссыпали в общую кучу; картечь, дробь — всё в сундучках подчистили. И ружья наготовились взять с собой.
Бежали утром, когда матери отправились на работу. Понимали, что погоня неминуема, хоть и уговаривали в оставленных родственникам записках, чтобы их но искали — они ушли воевать, освобождать словаков от немецко-фашистского ига. Поэтому шли не большой дорогой, а закрайками полей, лесами, лугами, холмистыми косогорами.
До железной дороги от Полежаева сто двадцать вёрст. Вот уж на поезд попасть — тогда, считай, в безопасности. А пока на любом километре их могут перехватить.
Две ночи провели в скирдах соломы, а перед третьей их милиция и сграбастала.
— Не полежаевские ли вояки?
— Нет, нет, — убеждённо выкручивался Лёшка Братушев. — Мы про Полежаево и не слыхали.
— А чьи? Нам тут из Полежаева весь телефон оббили, через каждые полчаса звонят… Одиннадцать человек сбежало… — Милиционер пересчитал беглецов по головам. — Одиннадцать.
А ну, сейчас по приметам проверю… Кто тут у вас с рубцом над бровью?
А рубец-то у Лёшки Братушева — ещё маленьким с печи слетел, а так, видать, на всю жизнь и останется.
Из-за Лёшки Братушева и погорели. Пока милиционер вёл их до местного сельсовета, Лёшку ребята то и дело принимались корить:
— Такой приметный, так никуда б и не бегал. А то всех под монастырь подвёл.
Милиционер посмеивался:
— Ну, чудаки, я бы вас и без примет всё равно забрал… Ведь видно же, что беглецы. Не полежаевские, так чьи-то другие…
У милиционера был заткнут за ремень пустой рукав. От другого бы кинулись врассыпную, а от этого не могли: фронтовик.
— Не детское, ребята, дело — война, — качал милиционер головой. — Уж как-нибудь и без вас управимся.
— Ага, без нас, — уже нечего было терять Лёшке Братушеву. — Вот его брат из Словакии пишет, — кивал он на Ивана. — Они там обжираются яблоками, а немец тем временем к ним подбирается, окружает их.
— Да не окружает, наоборот, они теснят его, — ради восстановления справедливости заметил Иван.
— А яблоки жрут? — не унимался Лёшка.
— Жрут…
— А воевать надо?
— Надо…
— А они жрут? — Лёшка чуть не ревел от досады.
Милиционер положил ему на плечо левую — единственную — руку.
— Не беспокойся, и им там достаётся… В письмах оттуда, может, про яблоки только и разрешается писать. А там каша сейчас заварена знаете какая… о-ё-ёй… Не обо всём только рассказывать можно.
Одним словом, пристыдил их милиционер: будущие солдаты, а такой простой вещи не знали, что существует военная тайна.
Привёл он их в сельсовет. И там ребята ещё одну уколовшую их новость услышали: до железнодорожной станции оставалось всего семь километров. Семь километров… А там бы на поезд сели — и ищи ветра в поле.
Даже если Зиновий не объедается яблоками, а пишет о них для отвода глаз, приехать к нему было б не лишним. Милиционер-то не зря говорил, что в Словакии как раз заварена каша, они бы ко времени и подоспели, помогли бы словакам прогнать оккупантов с их территории. А если уж у партизан оружия маловато, так ребята, до первого боя, и со своими ружьями повоевали б. И порох у них свой был, и дробь, и пули. А в бою обзавелись бы немецкими автоматами. Не стали б обузой.