— К счастью, не имеет, — согласилась Гражина. — Но к нам имеет отношение принцип демократии. Армине не сказала против.
— Но она подумала?
— Она влюблена. И тот мальчик ждет ее. — Гражина отмахнулась от той, чужой влюбленности. Даже в слове «мальчик» звучало презрение.
— Я думал, что Армине — твоя подруга.
— Она моя подруга. И для нее я сделаю все, что в силах человека. Но я всегда говорю правду. И если бы даже три, четыре человека высказались за то, чтобы вернуться, я бы кричала, дралась, доказывала, что мы должны лететь дальше. Потому что тех, кто думает правильно, — большинство.
— Не знаю, — вздохнул Павлыш.
— Ты никогда не станешь великим человеком. Ты не умеешь принимать решений.
— Я не хочу стать великим человеком.
— Жалко. Ты и сейчас втайне надеешься, что связь восстановится и ты вернешься в срок. Ты перепуган, но тебе стыдно в этом признаться. Я тебе нравлюсь, и ты даже придумал романтическую историю о том, как мы с тобой поженимся и будем вечерами смотреть на звезды во Внешнем саду. А на самом деле ты очень хочешь домой.
— Хорошо, что ты не капитан. Ты бы всегда принимала решения за других.
— Именно для этого и назначают капитанов. Я могу понять положение на «Антее». Здесь сразу два капитана, здесь необычная ситуация, не предусмотренная ни в одном справочнике. Ни одно из решений не грозит немедленной опасностью кораблю и экипажу. И капитаны, обыкновенные люди, растерялись.
— Я этого не почувствовал.
— Я знаю одного мужчину. Он уже третий год не может принять решения — он измучил и меня и другую женщину, а больше всех себя. Это трусость и глупость. Прими он решение сразу — три недели бы кое-кто помучился, а потом бы все вздохнули с облегчением. Люди, не способные принять решение, — преступники. Ты не согласен?
Павлыш понял, что его ответа не требуется. И потому сказал:
— Ты была отличницей?
— Это не так сложно, Слава. Нужно только вовремя делать уроки. Не откладывать их на завтра.
— А дневник ведешь каждый день?
— Разумеется. К счастью, в твоем голосе звучит разочарование. Ты создал себе образ красавицы — за неимением других. Выстроил меня в воображении такой, какой тебе хотелось представить свою возлюбленную. А я отказываюсь играть по твоим правилам. И ты разочарован. Вторая неожиданность за двое суток…
— Хватит, я тебе не верю. Когда человек уверен, ему не надо кричать и злиться.
— Уходи, — сказала Гражина. — Уходи, чтобы я тебя больше не видела! Ты жалок!
Павлыш пожал плечами. Он не обиделся. Он понимал, что Гражина разговаривала сейчас не с ним, а с тем, кто остался на Земле.
Какой удивительный человечек — Гражина… Павлыш перекатывал во рту это слово, как горошинку, — Гражина, Гражинка…
Он тихо закрыл за собой дверь.
«Проблемы, — подумал он, — проблемы… У всех проблемы, а корабль летит к звезде. И совершенно непонятно, что и когда важнее…»
Все же важнее, чтобы летел корабль.
21
Ночь на корабле, который всегда летит в вечной ночи.
Ты — часть громадного мира, каким бы ничтожным он ни казался в пространстве.
Чуть светят огни в коридорах, чуть ниже температура воздуха, чуть поскрипывает под ногами упругий пластик пола — днем он молчит. Люди, встретившиеся ночью в коридоре, говорят вполголоса, хотя услышать голоса из каюты нельзя.
Павлышу, как и в прошлую ночь, не хотелось спать.
Честь космонавту, который всегда спит вовремя, — это первое правило. Павлыш его нарушил уже дважды.
Он остановился у двери Армине.
Он не хотел входить. Он представил себе, как Армине заснула, наплакавшись. Если Гражина права, то ведь страшно представить себе возвращение к любимому через четверть века. Даже если он будет верен и будет ждать — это уже не тот человек. Может, лучше, чтобы он не ждал?
Из каюты пробивался свет.
Павлыш понял, что дверь закрыта неплотно.
— Армине, — тихо позвал он, приложив губы к щели.
Если она не спит, он войдет. Потому что сейчас она куда ближе и понятнее ему, чем стальная Гражина. Хоть Павлыш и не до конца верил в непоколебимость и самоуверенность Гражины. У каждого своя маска. Армине — человек без маски.
Нечаянно, а может, и нет, он толкнул дверь, и она открылась.