«Прыгай!»
Приказ-рев, нетерпеливый и нуждающийся, как каприз младенца.
«Скоро»
«Прыгайпрыгапрыгай!»
Да уж, временами демоны напоминали скулящих человеческих детенышей. Рейес взъерошил свои запутанные волосы, вырывая парочку прядей. Он знал лишь один способ заткнуть рот своей второй половине. Повиновение. Зачем он вообще пытался противиться и наслаждаться моментом, он и сам не знал.
«Прыгай!»
– Может быть, на этот раз тебя отправят обратно в ад, – пробормотал он.
Надеяться никто не запрещал. Наконец-то он раскинул руки в стороны. Закрыл глаза. Нагнулся…
– Спустись оттуда, – услышал он голос позади себя.
Веки Рейеса распахнулись от непрошеного вторжения, и он замер. Восстановил равновесие, но не обернулся. Знал, зачем пришел Люциен, и стыдился взглянуть в лицо другу. Хотя воин понимал, с чем ему приходилось иметь дело из-за своего демона, но понимания для другого своего поступка он вряд ли дождется.
– Как раз намеревался спуститься. Уйди, и я покончу с этим.
– Ты знаешь, что я имел в виду, – в тоне Люциена не было ни намека на смех. – Мне надо поговорить с тобой.
Густой аромат роз внезапно наполнил воздух, пьянящий и свежий и столь не характерный для поздней зимы, что Рейес поклялся бы, что его перенесли на весеннюю лужайку. Смертный счел бы его гипнотическим, убаюкивающим, почти наркотическим, и сделал все, о чем бы ни попросил воин.
Рейеса же он просто раздражал. После тысяч проведенных вместе лет, Люциен должен был знать, что его аромат не имеет власти над ним.
– Поговорим завтра, – напряженно сказал он.
«Прыгай!»
– Говорить будем сейчас. После – делай, что заблагорассудится.
После того, как Рейес сознается в своем последнем преступлении? Ну, уж нет. Чувство вины, стыд и скорбь доставляют эмоциональную боль, но ничто из этого не смягчит его демона. Лишь только физические страдания приносят облегчение, именно потому Рейес всегда столь усердно оберегал свое эмоциональное самочувствие.
«Да уж, ты об этом замечательно позаботился»
Он провел языком по зубам, не будучи уверен в том, кто прошептал это саркастическое замечание. Он сам или демон Боли.
– Не в духе я сейчас, Люциен.
– Как и все остальные. Как и я.
– У тебя, по крайней мере, для утешения имеется женщина.
– У тебя есть друзья. Есть я.
Люциен, хранитель демона Смерти, сопровождал души умерших до места последнего пристанища, будь то небеса или глубины геенны огненной. Он был всегда спокойным стоиком – почти всегда. Он стал их лидером, к которому каждый живущий в Будапеште воин обращался за советом и помощью.
– Поговори со мной.
Рейес не любил отказывать другу, но убеждал себя, что лучше Люциену не ведать о его недостойном проступке.
Думая об этом, Рейес осознал истинную причину подобной лжи: свою постыдную нехватку смелости.
– Люциен, – начал он, умолк. Зарычал.
– Маячок был извлечен и никто не знает, где находится Аэрон, – сказал Люциен. – Чем он занимается, убил ли он всех тех смертных в Штатах. Мэддокс сказал, что звонил тебе сразу после Аэронового побега. Потом Сабин сказал, что ты поспешно покинул Храм Неназываемых в Риме. Не хочешь рассказать, куда ты ездил?
– Нет, – он на самом деле не хотел. – Но ты можешь спать спокойно – Аэрон больше не способен убивать смертных.
Повисла пауза, в течение которой аромат роз усиливался.
– Почему ты так уверен?
Люциен хотел задеть его этим вопросом.
Рейес передернул плечами.
– Сказать, что я думаю по этому поводу? – если ранее тон Люциена был резким, то сейчас он звенел ожиданием. И страхом? – Ты направился за Аэроном в надежде защитить девушку.
Девушку. Аэрон похитил девушку. Аэрон получил приказ от новых богов, Титанов, убить девушку. Рейес бросил лишь один взгляд на девушку и позволил ей вторгнуться в самые свои потаенные мысли, присутствовать в каждом своем движении и превратить себя во влюбленного дурачка.
Одним лишь только взглядом она изменила его жизнь, и не в лучшую сторону. И все же тот факт, что Люциен отказывался называть ее по имени, выводило Рейеса из себя. Рейес желал эту девушку сильней, чем удара топором по черепу. Для одержимого демоном Боли это что-то да значило.
– Ну? – напомнил Люциен.
– Ты прав, – сквозь зубы процедил Рейес.
«Почему бы не признаться?» – внезапно подумалось ему.
Он находился в смятении, и игра в молчанку лишь усиливала его. К тому же друг не смог бы возненавидеть его сильнее, чем он сам ненавидел себя.