— Они на морозе еще солодше.
— Вызову батька, нехай он с тобой побалакает, бо у меня голосу не хватает.
Йосыпу такая угроза не страшна: батько на хуторе, станет он тащиться в школу, когда у него работы по самую завязку.
— А ты, Баляба? — обращается Хавронья Никитична к Антону. — Чего связался с таким здоровилой?
Тошка молчит, только брови сводит на переносье. Он тоже уверен, что его батьку не позовут: далеко батько, аж в Мариуполе, на тракторных курсах. А матери тоже некогда заниматься сыном, активистка же.
Хавронья Никитична удивительно отходчива.
— Сидайте тихенько! — Она берет в правую руку мел, в левую тряпку, подходит к доске. Три строчки крестиков, три строчки кружочков-бубликов появляются на темном поле классной доски.
Йосып старательно списывает задание, дышит тяжело, как загнанный конь. Перо его задирает тетрадку, крапит ее мелкой чернильной моросью. Огромные глаза Йосыпа навыкате. Широкий язык облизывает пухлые губы. Тяжелую работу задали хлопцу, даже испарина на лбу проблеснула. Йосыпу и впрямь нелегко. До двенадцати лет не водили в школу, на тринадцатом — коммуна заставила. Отец у Йосыпа вроде человек с понятием, а вот рассуждает не по-теперешнему:
— Учение ему, коханый, без дела. Руки-ноги есть — на кусок хлеба заработает.
Тошка Баляба — ученик иной сноровки. Когда другие только-только прилаживаются к делу, у него, глядь, уже все готово. Так и в этот раз. Споро управившись с крестами-нулями, заскучал хлопец. Затем, недолго раздумывая, полез в сумку, достал зачерствевший пирожок с фасолью.
— Баляба! — окликнула Хавронья Никитична. — Снедать сюда пришел?
— А шо? — простодушно удивился Тошка.
— Ты в школе чи где?
— Я все написал.
— Неправда! — Учительница подходит вплотную, заглядывает в тетрадь, удивляется: — Коли ж ты успел? — Ей не верится, что можно так проворно управиться с уроком.
Тошка объясняет:
— Дивлюсь, як вы робите, и за вами следом тоже роблю.
Словно мать, погладила по стриженой макушке.
— Добре, добре! А пирожок заховай до переменки.
Заглянула в тетрадку к Йосыпу:
— Батюшки! Кто ж так давит, не дышло в руках держишь — перо!
Йосып глядит на нее растерянно. И, видать по всему, жалеет, что в его руках перо, а не дышло. Дышлом-то куда как сподручнее орудовать.
Но вообще-то он ловкий, Йосып, ребята из коммунского общежития знают. Кто быстрее всех наколет чурочек для печки — Йосып. Кто больше всех наносит воды в баки — Йосып. Кто удачней всех украдет макухи на маслобойке — тоже Йосып. Йосып — он как мужик. Попросят тетки кухарки петуху голову ударить — хек, и готово!
А вот школьная премудрость младшему Сабадырю не по зубам.
Случаются удивительно беззаботные дни. Возвратись из школы в общежитие, кинешь сумку под койку, пойдешь в столовую, где тебя накормят гороховым супом, — и гуляй. Уроков не делать: все, что задали на дом, успел решить на переменках. Ходи себе посвистывай.
Антон тем и занимался: похаживал с Миколой Солонским по улицам, посвистывал. Свисток у него особый, из абрикосовой косточки.
Ходили Антон и Микола — соловьями заливались. Так и добрели до двора дядьки Кувшинки. Хата у дядьки ветхая, — того и гляди, набок ляжет, — уже кольями подпертая, камышовый ее верх чуть ли не до земли сползает, дверная рама перекошена, в окнах вместо стекол дощечки да бычьи пузыри вставлены, а то и солома торчит. Одним словом, хата не дворец.
Двор Кувшинки не огорожен. И коровы чужие сюда порой заглядывают, и свиньи захаживают. Во дворе пусто: ни хатыны, ни летней плиты, ни погреба.
Впрочем, погреб как раз начат. Хозяин копал, копал его да и притомился. Пошел в хату за куревом. Хлопцы увидели, во дворе пусто, дай, подумали, поглядим, что там делается. Зашли во двор. Тошка взобрался на холмик свежевыброшенной глины. Микола в яму спрыгнул. Первый насвистывал, второй в яме комариком скакал, наспех сочиненную песенку напевал:
Песенка, сами видите, незамысловатая, ничего в ней такого нет. Но если ее многажды повторять — вроде бы впечатляет.
Хозяин тихо подкрался сзади, насторожил уши, невесело ухмыльнулся, затем спросил:
— Где, говоришь, машинка?
Тошка отскочил молодым кочетком, смотрит, что же будет дальше. Микола от неожиданности в панику ударился:
— Ой, дядечку, только не бейте, вы хороший!
— Вылазь, батькин сын!
— Глубоко. Как же я выберусь?
— Як влазил, так и вылазь!