— Такое выдумали, женилась!.. А что крещена, то правда. Родилась в седьмом году, восьмого вересня. — Перехватив недоуменный взгляд Касима, уточнила, назвав месяц по-русски: — В сентябре, в общем. — Развела концами шали, побагровев круглым лицом. — Что еще сказать?
— В школе училась? — спросил Анатолий.
— А як же. Три зимы бегала.
— Какое еще образование имеете? — поинтересовался счетовод коммуны Кравец.
— Яке там образование! Восемь рокив батрачила — в наймах хребет ломала. Все знаю, всего надивилась, попробовала и холодного и горячего. Вон нехай дядько Охрим скажет.
Сидевший до этого неподвижно, словно застывший, сцепив пальцы рук, Охрим Баляба вдруг встрепенулся:
— Правда твоя, дочко. Я сам колись батрачил, хай ему лихо — вспоминать неохота. — Охрим подтер короткие усы-репьи, снял высокую шапку. — Батьку ее, Дениса Омельяновича, хорошо знаю, и матерь Федоську, бо мы же соседи… Та шо там балакать, самые настоящие бедняки. Посудите сами: двенадцать душ детей — куча мала!
Потап Кузьменко постучал Охрима ладонью по спине, приговаривая:
— Выступаешь, як лучший поручитель!
— Правильно говорит, — поддержал Мостовой Балябу. — Я тоже ихню семью знаю. Сам с того кварталу. У меня и в книгах документально значится, какой у Дениса Дудника достаток. Могу засвидетельствовать. Семь десятин земли, — Мостовой загнул мизинец левой руки, — одна коняка, — продолжал загибать пальцы, — одна корова… И все. Явные бедняки, — сделал он категорический вывод. — Что же тут балакать?
— Бедняки-то бедняки, никто не спорит. Но как она сама понимает политику партии? — вмешался в разговор Кравец.
Вот тут Поля встрепенулась по-настоящему, подошла к столу, ответила так, чтоб всем было ясно и никаких кривотолков не оставить:
— Политику нашей партии ВКП(б) понимаю правильно, одобряю и готова стоять за нее всеми силами!..
Оглушительно проломив толстые стекла обеих рам, в комнату шлепнулся фунтовый булыжник, видимо, только что вынутый из мостовой. Огонь в лампе поднялся высоким всполохом, чадно задымил и осел. Со звоном посыпались осколки битого стекла. Касим спрыгнул с подоконника, зажав голову руками.
— Вай, балам-балам! — вопил он.
Но никто не мог понять, что с ним. Только Дуня схватилась со своего места, подбежала к Касиму.
— Он же ранетый!..
Кузьменко, тронув за плечо Кравца, метнулся к двери. Счетовод побежал за ним, надевая шинель в рукава. За счетоводом — Семка Беловол и с ним еще трое хлопцев. По длинному пустому коридору волости гулко раздавался топот их ног.
Охрим Баляба, подтянув Касима поближе к лампе, висевшей над столом, развел его руки и увидел, что затылок весь в крови.
— Дуня, воды!
Вода стояла в коридоре, в оцинкованном бачке. Мелкий кран бачка цедил тонкую струю, удивительно долго наполняя темную в белых эмалированных оспинках кружку.
— Девчата, у вас руки попроворнее. А ну, вытирайте ему голову.
Полина выхватила из рукава малый платочек, макнула его в кружку, приложила к порезам.
— Вай, вай! — взмолился Касим.
— Ага, значит, стекло сидит. Дайте поближе свет.
Анатолий Засуха вскочил на стол, вынул из проволочного гнезда лампу, поднес ее к самому Касимову затылку.
— А ну, тикайте! — Баляба развел локтями, отстраняя всех, взял Полин платок. Пальцами левой руки разводил место пореза, пытаясь платком, зажатым в правой руке, выловить стеклянные осколки из раны…
В коридоре послышался перепуганный визгливый голос:
— Ой, не убивайте, гражданин председатель, не стреляйте. Ей-бо, все расскажу, до ниточки выложу!..
— На что ты мне нужен, чтоб я о тебя руки поганил? Я не таких гадов сшибал одним ударом! На тебя замаха жалко, не то что пули! — гудел Кузьменко.
— Перед собранием ответишь. Иди, чего упираешься! — понукал Кравец.
В кабинет втолкнули Макара Мелешко. В облезлой кроличьей шапке, в рваном зипуне, в старых калошах, привязанных к ногам мочальным веревьем, стоял он, боязно кося маленькими глазками из-под надвинутой на глаза шапки. Он хотел было что-то сказать, но Поля, потемнев лицом, подступила к нему, прошептала с ненавистью:
— Можешь мовчать, сама знаю! Он мне вчера грозился… У Ивана Прохватилова пятки лижешь? Он послал? — спросила Макара.
— Чего ж пытаешь, як шо знаешь? — уже смелее проговорил Мелешко.
— Якого це Прохватила Ивана? — поинтересовался Охрим Баляба.
— У которого я свинарники чищу! — Поля покрыла голову шалью, словно ей зябко стало. Продолжала об Иване: — Чего, говорю, до наймички пристегиваешься, чи других девчат мало? Все одно, говорит, до «камсы» тебя не пущу, до комсомолу, значит. Узнал, что пишу заявление, начал грозиться.