Охрим приближался к стану, а трактор уходил в противоположную сторону. За рулем остался Антон — сильно вытянувшийся, посмуглевший, с широко разросшимися темно-бурыми бровями.
Баляба не смутился, увидя на стане тестя. Коснувшись левой рукой соломенной шляпы, он протянул не в меру тяжелую руку Полине.
— Поклон соседке!
Затем поздоровался, тоже за руку, с Тараном.
— Может, спросите, чего пришел? Вода в бочке у нас просто-таки тяжелым духом зашлась. Дай, думаю, пойду до Польки, холодной напиться.
— Я зараз!
Поля убежала к хатыне, звякнула дужкой ведра, наклонила низко, до самого сруба журавель, вытащила холодной. Охрим подошел к колодцу. Девушка взяла стоявшую на цементном срубе эмалированную кружку, зачерпнула ею малость, сполоснула. Затем, набрав полную, протянула ее Охриму. Рослый Охрим, высоко закинув голову, пил не спеша, смакуя. По темной его шее, поросшей редкой щетиной, ходил острый кадык.
— Еще одну! — попросил, переведя дыхание. — Дуже смачна!
— Дай же и я покуштую!
Таран подошел сзади, как бы становясь в очередь. Напившись, он обсасывал свои усы, глядя на Полю, одними глазами благодарил ее за добрую воду, а слово предназначил зятю:
— Говорят, наш Охрим сильно майстровитым стал по тракторному делу?
— Не так чтоб очень, но помаленьку робимо, — осторожно ответил Охрим, еще не зная, как относиться к тестевым похвалам: принимать ли их за чистую монету или искать в них подвоха.
Но тесть, видать по всему, не подшучивал над зятем, разговор обещал быть уважительным. В самом деле, надоело Якову Калистратовичу быть в разладе с дочкиной семьей. Да и Охрим в слободе теперь не последний человек, почему бы с ним и не побеседовать по-родственному.
— Все трактора, рассказывают, изучил. Як их там называют, даже не выговорю.
— Вы на каком зараз? — перебив Якова Калистратовича, спросила Поля Балябу.
— «Путиловцем» пашу, — ответил сначала девушке. Затем, обратившись к тестю, стал разъяснять: — Богато их, тату («Отцом назвал, добрый знак!» — подумал повеселевший Таран): и «запорожцы», и «катерпиллеры», и «фордзоны». А теперь вот пришел ленинградский «путиловец». Дай, думаю, попробую, что за машина.
— И як же она?
— Тарахтит во всю ивановскую!
— Слава богу! — сказал Таран. И, заметив, что Охрим собирается уходить, попросил: — Присылай внука до колодезя, нехай охолоне, а то занудится хлопец на горячей железяке.
— Правда, дядьку Охрим. Пускай Тоня приходит, яешенкой угощу.
— Загубишь ты мне хлопца, Полька, своим баловством. Смотри у меня! — пригрозил Баляба всерьез.
— Тю, чи он маленький, чи сам всего не различает?..
26
Свадебный поезд мчался с женихом и невестой с котовской стороны в дальний, противоположный край села. Он увозил туда Антонову присуху — Полю Дудник. Звенели колокольцы, звякали звякальцы на шлеях коней. Развевались по ветру разномастные гривы с вплетенными в них колеровыми лентами, все больше красными — цвета любви. И цветы, цветы, цветы — в гривах и на челках буланых, гнедых, вороных. Цветы в петлицах шаферов и дружек, за ремешками кучерских фуражек, в руках девушек и кумушек, на пиджаках родных и знакомых. Цветами усыпаны не только грудь, но даже ноги невесты. Хохот и свист, девичий визг и собачий лай. И над всем этим гамом господствуют голоса гармоний, глухие стуки бубнов и мелкие позванивания трензелей.
Свадебный поезд настиг Антона в самой котловине балки. Антон едва успел отскочить в сторону. Он стоял у белолистого тополя, прижавшись спиной к стволу дерева. Ему хотелось закрыть лицо руками, чтобы защитить себя от топота копыт, от гвалта гармоний, от режущего слух девичьего хохота. Опомнился только тогда, когда простучали колеса последней тачанки. Казалось, пронесся вихрь, а не поезд. Что тут можно было увидеть, что запомнить из этой бешеной скачки?
Однако многое отпечаталось в памяти. Оно останется надолго, чтобы не давать покоя Антону. Словно на моментальном снимке, он увидел заглавную тачанку. На высоком переднем сиденье — Йосып Сабадырь. На мягком заднем — он и она. Пара! Черный костюм и белое платье. Лица Антон не разглядел, только платье. Промелькнуло, ослепило вызывающей белизною — и все.
Успел заметить на одной из тачанок Гната Дымаря, расслышать пьяные выкрики Васи Совыни и голосок визгливой Фени Драбы — подруги Поли. Мелькнуло продолговатое лицо председателя Дибровы… И Диброва едет на свадьбу? Да что Диброва! Прошел слух, что все будут: и Потап Кузьменко, бывший председатель коммуны «Пропаганда», а теперь директор МТС, что в Ольгине расположена, и Косой — председатель ольгинского колхоза, бывший завхоз коммуны. А самое главное, обещал приехать сам Волноваха — секретарь райкома. А как же иначе? Событие! Лучшая птичница Новоспасовского куста замуж выходит.