— Мне только до Кенгеса…
Антон не знал, откуда она, но по ее чисто русскому выговору догадывался, что она не новоспасчанка. Может, из города? Может, еще откуда-то издалека?.. Услышав, что она из Кенгеса, а Кенгес вот он — рукой подать, брат Новоспасовки, — Антон просиял. Крупные зубы снова показались в счастливом оскале. Паня тоже оживилась, посветлела, заулыбалась. Откинув голову назад, взмахнув коротко стриженными льняными волосами, девушка как бы спросила взглядом: «Чему вы обрадовались?» Он ответил ей вслух:
— Мне тоже до Кенгеса!
И мысленно пропел песенку-дразнилку, которой новоспасчане-«хохлы» обычно задевают кенгесских «кацапов», сильно упирающих на «а»: «Вай, па морю плавала цибарка».
На изломе шляха они постучали в кирзовый верх кабины. Держась за Антонову руку, Паня первой спрыгнула на землю. Антон перемахнул через борт, чуть упершись в него ладонью. Он наклонился, отряхнул широко полоскающиеся над тапочками клеши, заправил выбившуюся на боку белую рубашку под брючный пояс, подбил чуть повыше закатанные рукава. Его темный чуб с буроватыми подпалами — следы весеннего солнца — нависал сбитым вправо козырьком.
Пошли не сговариваясь, не спрашивая друг друга, куда и зачем. Широкая, исполосованная колеями подвод и машин улица круто спускалась вниз, ведя в самый центр Кенгеса. На площади белой огромной клушей сидела низкая, раздавшаяся в боках церковь, обнесенная невысокой оградой. Дорога повела их влево. Спустившись под гору, она спокойно тянулась по низкой равнине до самых Пятихаток. Справа потягивало прохладой поливных огородов, нежно-зеленым дымом стлались вдоль реки кудлатые лозняки, темными купинами бугрились вербы. Вдали, за широкими просторами огородов, синел хутор Гоньки и Северина, ощетинившись пиками осокорей.
Здесь, внизу, под горой, все млело от горячего затишка, дрожало близким маревом, тарахтело кузнечиками, поблескивало прозрачными подкрылками стрекоз. Там, чуть выше, на бугре, посвистывали суслики, кланялся под ветром султанистый пырей, клонился долу гибкий, еще совсем легкий бесколосый овсюг. Оттуда, сверху, тянуло дурманно-сладким запахом разогретого на солнцепеке разнотравья.
Морило той желанной весенней непродышью, которая сулит обильный, скоропроходящий дождепад. Небо было еще чисто и пустынно, но уже угадывалось приближение непогоды. С западной стороны, из-за Кенгесской горы, показались большегрудые кипенно-белые облака. Они прошли на восток легкой разведкой. За ними наполз, глухо погромыхивая, темный полог, охвативший полнеба. Заметалась беспокойно листва маслинок, кустящихся у дороги, прилегла атласно-мягкая трава на взгорке, зашевелились купы верб, окунула свои ветви в воду прибрежная лоза, изрябив, обеспокоив тихую Берду.
— Убежишь домой? — спросил сожалеючи Антон.
— Зачем? — озорно тряхнула волосами Паня.
— Обложной заходит.
— Подумаешь!
Антон обрадованно поднял брови.
Когда изломистые ветви молний ткнулись леденисто-ломким, коротким тычком в бугор, когда треснуло над головой так, будто отломился огромный сук старого абрикосового дерева, когда пружинисто толкнуло ветром в грудь, пахнуло в лицо прохладой, защекотало ноздри пряным запахом степи, Антон властно схватил за руку свою спутницу, сильным рывком потянул к высокой копне свежескошенного клевера, приподнял упревающий, дышащий теплом пласт, пропустил девушку в образовавшуюся зеленую пещеру.
Ливень хлестал по синим прорезиненным тапочкам, стучал по оголенным ногам Пани и по штанинам-клешинам Антоновых брюк. Ливень хлестал, а им было радостно. Они сидели молча в пахучей копне, касаясь друг друга горячими плечами.
Ветер устрашающе обрушивался на вербы, качая их косматые головы, тормоша отвислые бока, свистел и улюлюкал над левадами, над степью, над упавшим в глубокий туман селом.
Доля вторая
СЛЕД ТОРПЕДЫ
1
Эскадренный миноносец «С» устремился на перехват немецкого каравана. Он вел с собой два звена торпедных катеров и звено «морских охотников» — «МО». Островная разведка донесла, что в составе каравана четыре транспортных судна. Дан их курс и определен конвой. В него входят миноносец типа «ягуар», тральщик и несколько малых судов противолодочной охраны.
Командир эсминца капитан-лейтенант Лотохин, прочтя донесение, подумал: «Видать, противник больше всего боится наших подводных лодок. Мин тоже опасается: пустил вперед тральщики. Добро!..» Решил, что первый торпедный удар нанесет его эсминец. Катера вступят в дело потом. Они ударят с близкого расстояния, только бы первая атака оказалась удачной: начнется суматоха, можно будет расстреливать суда в упор. Катерам «МО» передал приказ неотступно следовать за ним, прикрывать его, ожидая нападения с воздуха и из глубины.