С дальномерного поста доложили: слева по носу на горизонте замечены силуэты чужих судов.
— Иду на сближение! — Лотохин зачем-то поправил фуражку, положил ладони на ручки телеграфа, провернул телеграф до отметки «самый полный». В машине отрепетовали команду. Лотохин, наклонившись над переговорной трубой, как бы между прочим заметил: — И чтобы «не курить»!
— Есть «не курить»!
В машине знают, что такое «не курить»! «Курево» им не раз выходило боком. А дело вот в чем. При наращивании оборотов не в меру форсируется подача топлива в дизеля. Перекормленные машины гонят дым столбом, демаскируя судно. Замечая над трубами корабля густые клубы, Лотохин обычно вызывает машинное отделение:
— Опять «закурили»?
И начинает «драить» до медного блеска.
На сей раз обошлось. Только вздрогнул надсадно стальной корпус судна, ударили торопливые винты да над трубами взвилось-затрепетало пуще обычного все такое же прозрачное марево полного сгорания.
Торпедным катерам приказано: «Слева по курсу ставить дымовую завесу!» И тут же задымили серо-желтым густым туманом химические шашки, плотным пологом занавесило корабли нападения. Туман клубился у воды. Его широкая стена не редела, не поднималась вверх, казалась свинцово-тяжелой.
— Лево руля!
Ложась левым бортом на воду, эсминец выходил к немецкому каравану под прямым углом.
— Торпедные аппараты «на товсь»!
Командир БЧ-3 лейтенант Додонов принял команду, замерев на своем «КП», он ждал указания цели.
Выскочив из-за дымового полога и оказавшись на виду у вражеского каравана, эсминец снова тяжело лег на тот же левый борт. Медленно выравниваясь, идя уже на параллельном с караваном курсе, начал наводить аппараты по среднему, самому удобному для атаки транспорту, у которого маневренность была ограничена, так как и впереди него, и позади находились суда.
— Первый аппарат, двумя трубами пли!
С железным шелестом, с горячим шкворчанием вылетели из труб два длинных, неимоверно тяжелых самодвижущихся снаряда. Они, почудилось, качнули судно и белыми неторопливыми рыбинами нырнули в море. Антон Баляба только потом заметил их ход. Ему показалось, что при падении торпеды слишком далеко ушли на глубину. Его охватило нетерпение, хотелось, чтобы торпеды достигли цели со скоростью орудийных снарядов. Но не тут-то было. Они подвсплыли и, оставляя на пологой зыби пузырчатые следы, устремились вдаль.
То ли скованный неожиданностью, то ли по какой другой причине, «ягуар» огня не открывал. Торопясь, он шел на сближение с эскадренным миноносцем.
«Отважный, бес», — подумал о его командире Лотохин и тут же приказал кормовым орудиям дать залп.
Белые столбы выросли по курсу «ягуара». Первые снаряды легли с большим упреждением. Последующие взрывались у бортов, пока не причиняя никакого вреда миноносцу.
У правого борта своего корабля Лотохин увидел несколько скорострельных бело-дымных разрывов.
— Заговорил, фашист! Ну-ну, подходи, схлестнемся!
Торпеды, выпущенные первым аппаратом, прошли мимо кормы транспорта.
— Додонов! — Лотохин закричал в массивную трубку корабельного телефона. — Христа мать!.. — В иное время командир не позволял себе такую свободу речи, но бой — обстановка чрезвычайная, потому и слова употребил необычные. — Ты мне ответишь!..
Момент для новой торпедной атаки был упущен. Лотохин приказал катерам выходить на сближение. На корме немецкого миноносца полыхнул взрыв. «Прикурил-таки!» — обрадованно подумал Лотохин.
Торпедные катера уже выходили на цели. Им наперерез устремились немецкие катера охраны, сбили с курса, сорвали атаку. Пришлось отступать. Перестроились — и снова ринулись на транспорты. Двум катерам удалось прорваться сквозь строй конвоя. Они подошли почти к самым бортам огромных «посудин», подошли так близко, что можно было без труда различить, как мечутся по палубам транспортных судов немецкие солдаты. Катера вытолкнули из аппаратов по два самоходных снаряда. Торпеды, застыв на миг, заработали винтами, решительно направившись к серым высоким бортам близкой цели. И, вот сдвоенный грохот. И еще сдвоенный. Взрывы потрясли море. Желтый тротиловый огонь распорол борта легко и уверенно. Он взметнулся выше труб, выше мачт, беззвучным эхом отразился в небе, опалив низкие облака рудым сполохом.