— Понял, товарищ каплейт.
— Держи! — подал Антону две гранаты-лимонки. — Больше нет.
За третьим орудием, в густых зарослях орешника, есть тропинка-спуск. Цепляясь за пружинистые ветви, скатились один за другим вниз, укрылись за обкатанными валунами.
Тяжелый туман полз по воде. Медленно перекатывались его серые клубы над гребнями уже почти безветренного моря. Зыбь набегала на прибрежные камни, обтекала их, шевеля черные бороды водорослей. Из-за низкого тумана, словно из-за стенки дымовой завесы, показались темные носы десантных шлюпок. Они выкатывались одна за другой, нацеливаясь на берег. Их было около десятка. У Антона захолодило между лопатками. «Попробуй не пусти. Сомнут начисто!..» Он готов был вскочить и бежать куда глаза глядят. Встал, низко пригибаясь, перебежал за соседний камень, упал с ходу.
— Ты, Бахмут?
— Я.
— Дуй наверх, к Гасанову, пусть вызывает истребительный отряд. Нам не справиться. Видишь, сколько их прет.
— Не слепой.
— Мигом, ну!..
Цепляясь за упругие ветки кустов, Бахмут ловко покарабкался наверх.
Орудия гасановской батареи теперь били редко. Они охотились за миноносцем, который, меняя курсы, ходил на самом пределе видимости. Десантные же суда, заметно было, взяла на себя соседняя батарея. Миноносец тоже постреливал редко. Его снаряды жестяно шелестели над головой, с треском и грохотом рвались в лесу. Но вот они западали у самой береговой черты. Ослепительно лопаясь, выворачивали море до дна, кидали камни, сыпали песком, окатывали берег мутными потоками воды. На какой-то миг показалось, немцы по своему десанту бьют. Разом все стихло. В наступившей тишине матросы различили скрип уключин, стук весельных вальков — зловещие звуки.
«Лежать, лежать!» — приказывал себе Антон. Услыша торопливые клацанья затворов, забыл о страхе, подал властный голос:
— Стоп стрелять!
То здесь, то там пошли вскипать столбики частых разрывов — это соседи перенесли свой огонь сюда, на гасановский участок. Гасановцы же достать шлюпки десанта не могли, потому что те находились в мертвом пространстве. Когда шлюпки приблизились на расстояние не больше одного кабельтова, когда стали различимы головы солдат в касках и солдаты сдержанно завозились, приподнимаясь для броска в воду, Тимофей Бестужев не выдержал, дал первый выстрел. За ним стали стрелять и другие. Антон, положив винтовку на камень, долго целился в десантника, сидящего на носу передней шлюпки спиной к берегу. Когда спустил курок, десантника не стало: то ли спрятался, упав на днище шлюпки, то ли свалился в воду. Разрывы снарядов соседней батареи зачастили еще сильнее. Они приблизились к берегу настолько, что, сдавалось, вот-вот накроют Антона с его малой командой.
Шлюпки нежданно-негаданно начали разворачиваться. Послышались глухие окрики, поднялась суматоха. Оттуда застрочили автоматы. Было видно, как к их куцым стволам припеклись желтоватые огоньки, светясь, словно пламя автогена на кончиках горелок. От прямого попадания одну из шлюпок пересекло пополам. Соседняя с нею, взлетев на волне, поднятой взрывом, накренилась бортом, опрокинулась вверх килем. Антон заметил барахтающихся в воде солдат. Их было много, но до камней добралось только трое. Словно вырастая из воды, высоко подняв руки, они побрели к берегу. Матросы прервали стрельбу, ожидая, что последует дальше. Антон встал в рост. Держа винтовку наперевес, пошел навстречу, предупредив своих:
— Не трогать. Сдаются.
За ним поднялись Бестужев, Родько, Колтунов. Подбежали к немецким солдатам, разглядывая их, словно диковину. Солдаты боязливо впивались глазами в лица матросов, вздрагивали при каждом их движении. Антон показал на ремни с висящими на них длинными гранатами.
— Снять! Шнель! — приказал, произнося одно слово русское, другое немецкое.
Солдаты поспешно распоясались, передали ремни из рук в руки.
— Каски, каски! — Антон показал пальцем, что он требует.
Поддевая снизу ремешки, освободив от них подбородки, немцы сняли каски.
— Куда их теперь?
— На распыл! — решил Тимофей Бестужев. — Чего с ними нянькаться.
Антон посмотрел на остальных матросов, как бы спрашивая, что они думают. Колтунов и Родько пожали плечами.
— Ложись!.. Шнель-шнель! — Баляба указал солдатам на песок. — Ложись!
Немцы медленно опустились на колени, упали ничком. Антон глядел с удивлением на их темные промокшие куртки, брюки, такие же мокрые, заправленные в короткие на шнуровке сапожки, глядел на непомерно толстые подошвы, утыканные крупноголовчатыми куцыми гвоздями-морозками. Ему не верилось, что они и есть враги, фашисты. Вроде бы обыкновенные хлопцы, похожие на наших. А фашисты где-то там, на шлюпках, на баржах, на миноносце. Фашисты — те, что потопили эсминец «С». А эти совсем не похожи на фашистов. Тихие, послушные. Отдали гранаты, легли, дожидаются своей участи. Антону вдруг сделалось не по себе. «За что стрелять? Что они такого сделали? Нет, не буду казнить безоружных!..»