Кто-либо из ребят просил:
— Иннокентий Германович, вы лучше сами.
В такой час для матросов, даже его имя-отчество (Иннокентий Германович!) звучало музыкой. Никто бы и не подумал сейчас назвать его лейтенантом. Неуместно было бы. Лейтенант — из мира иного, жестокого, из мира, где топят корабли, убивают людей. А Иннокентий Германович — искусство. В самом деле, для матросов эти вечера были особыми. Некоторые впервые узнавали о существовании, скажем, паяца Канио или герцога Альмавивы. Перед ними вставали живыми и Берендей из «Снегурочки», и Левко из «Майской ночи».
У Антона Балябы такие вечера вызывали особое чувство. Подобрав под себя ноги, Антон слушал Додонова, опустив голову, и непременно видел далекий-предалекий мир — Новоспасовскую слободу, слышал, как тонким голосом мать Настя зачинает тягучую, щемящую сердце песню о том, как «пье Байда мед-горилочку», или о том, что произошло «у тесовых у ворот…». И уже кажется Антону, что не матросы сидят вокруг, а обыкновенные слободские парубки.
7
6 ноября 1941 года фашистские войска заняли Новоспасовку. Всего один день оставался до Октябрьских праздников.
Хата Балябы наполовину опустела. Охрим Тарасович погнал трактора на восток. Паня подалась в ту же сторону с колхозными телятами. Настасья Яковлевна сокрушалась, усаживая за стол двойнят, Колю и Сережу, ставших ей теперь бесконечно дорогими.
— Як будемо жить без батьки? Где наша Панюшка, сиротинка родная? Как она там? Мабудь, холодная и голодная? И чего пошла в далекую дорогу на пятом-то месяце?..
Многое отдала бы Настасья Яковлевна за то, чтобы хоть краем глаза увидеть невестку, сказать ей доброе слово, хоть как-то загладить вину свою перед нею за прошлую несправедливость.
Сережа и Коля успокаивали как могли:
— Бабушко, ты не ревай. Вот украдем у фрица пидсталет да как бахнем его!..
— Ах вы мои гайдамаки, заступнички родные!.. — утерев концом головного платка глаза, кладя свои ладони им на макушки, всхлипывала Настасья Яковлевна. Запоздало испугавшись их решительного заявления, добавляла, строжа голос: — Фрица не трогайте, хай ему лихо. С фрицем шутки плохи. — Голос ее теплел, становился задумчивым. — Вот придет Антон, тогда заживем: он и фрица прогонит, и гостинчиков привезет.
Ребятишки верили, что так и будет: Антон их никогда не обманывал.
Настасья Яковлевна наряжала их в старые ватные фуфайки, подворачивая длинные рукава. На головы надевала суконные треухи, такие когда-то в детских домах носили.
— Гуляйте!
То и дело подсмыкивая куцые штанишки, гупая просторно сидящими на ногах сапогами, неслись хлопцы вниз, до речки Берды. Там, в полуобвалившемся окопном рву, были у них свои дела-заботы. Каждый оборудовал себе боевую ячейку: выложил из камня амбразуру, выдолбил в стенке нишу «для боезапаса», сделал ступеньки для того, чтобы удобно было выскакивать изо рва «в атаку». Винтовки выпилили из досок, наганы смастерили из ореховых сучков, «боезапас» состоял из нескольких отстрелянных гильз да расплющенных пуль, которые выдолбили из кирпичных стен. Одним словом, потеха. Но вот недавно, копая ржавыми рессорными пластинками «бомбоубежище», хлопцы наткнулись на ящик с бутылками — настоящее оружие. Коля и Сережа распознали его. Такой же точно ящик, такие точно бутылки они видели у красноармейцев, ночевавших на Балябином дворе. Бутылки назывались противотанковыми. Было говорено: кидаешь в немецкую броню — броня огнем охватывается. Ящик хлопцы перехоронили, взяв на всякий случай по бутылке в карман фуфайки.
Настасья Яковлевна наткнулась на запечатанные бутылки, долго допытывалась «що це таке?». Но ее «гайдамаки» оказались стойкими, тайны не выдали. Отнесла Настасья Яковлевна бутылки в сарай, поставила в нишу, в ряд с другой стеклянной посудой, наполненной разными жидкостями: скипидаром, керосином, кислотой (кислоту Охрим Тарасович держал для паяния). Поставила да и забыла. А вот хлопцы не забыли. Они стали дожидаться удачного часу, чтобы достать бутылки из ниши, пустить в ход.
И дождались…
Издали заметили две легковые немецкие танкетки, которые, пыля по Петровскому шляху, приближались к селу. Коляшка, считая себя старшим, приказал Серому лететь в сарай за бутылками. Когда немецкие машины поравнялись с каменной бабой, Серый уже лежал рядом с Коляшкой за земляным валом, отделявшим подворье от улицы. В руках у них было по бутылке. Договорились бить в то место, где выхлопная труба.
Чуть пропустив переднюю танкетку, братья метнули бутылки ей вдогонку. Бутылка Сергея угодила в нужное место. Смачно хрустнула, стукнувшись о металл, вспыхнула просторно разлившимся пламенем.