Нетерпеливый Богорай запросил разрешения «пошарить» в ближних шхерах. Он хотел пойти один, своим звеном, тремя катерами, хотел обследовать недальние укрытия. Командующий группой кораблей поиска, он же командир эсминца, дал «добро». Богорай перевесился через борт рубки, и над заливом послышался его сонный басок. Он передавал указания на свои, стоящие рядом, замершие катера. Передавал не по трансляции и не в мегафон.
— Командирам катеров слушать мою команду! Иду в правый ближний вход. Следовать за мной в кильватер. Поменьше шуметь, побольше прислушиваться. Обо всем замеченном докладывать. — Говорил пока в строго-спокойном командирском тоне. Но Богорай, кроме всего прочего, был еще и «лихим рубакой». А потому он, не выдержав делового тона, сунул два пальца в рот и оглушил окрестность разбойным посвистом: — Салаги!.. В кровяную печенку!.. Покажите себя! Зря мы, что ли, доппаек получаем? За мной!..
Прежде чем вступить в драку, надо себя взвинтить, разозлить, тогда яростней дерешься. Так он и поступил.
Катера легли на правый борт. Словно стальные острые коньки на льду, счесав белопенную густую стружку, произвели разворот, выровняли борта. А еще они были похожи на вспугнутых молодых чирят, которые, едва приподняв крылья, не поплыли, а побежали по воде, густо перебирая сильными невидимыми лапками.
Скалы поднимались над водой высоко, отвесно. Кое-где на прямых стенах, еле заметные на фоне зеленоватого неба, метелками вставали сосны. Шхеры двоились, троились, делали крутые повороты, образовывали тупиковые плесы. Здесь, как в лабиринте, не мудрено было и заплутать.
— Держаться кучнее! — передал Богорай по рации на катера. — Убавить ход! — И через минуту новая команда: — Глуши моторы!
Ночь темнела, сгущалась. Звезды проступали ярче, гуще, крупнее. Но от их мерцания видимости нисколько не прибавилось.
В лагуне, раскинувшейся слева, отстаивались суда. Отдав якоря, они замерли в серой темноте, похожие на обломки скал, упавших в воду.
— Командир, глянь сюда! — холодным шепотом нарушил тишину Антон Баляба.
— Вижу, — коротко и тихо ответил Богорай. Передал на катера: — Подходить вплотную. Торпеды зря не тратить. По одной на судно. Бить наверняка.
Даже не верилось в столь счастливую находку. Что же заставило заглянуть именно сюда? Какое непонятное чувство привело в это укрытие? Или это обыкновенная случайность? От охватившего чувства хотелось заорать, прокричаться, прогоняя ледяной озноб в горле.
Катера Богорая противник принял за свои. Стал запрашивать позывные.
— Салаги, в кровяную печенку!.. Топи, не жалей!..
На караване спохватились, но поздновато. Разрозненно и беспорядочно оттуда ударили пушки малого калибра. Застрочили трассирующими пулеметы.
Богорай выбирал добычу покрупнее.
— Баляба! — старался он перекричать шум моторов, что плохо ему удавалось.
Антон не разбирал слов, но понимал его жесты.
— Слухаю!
— Боезапас зря не тратить!
— Я и так мовчу!
— Помалкивай покуда-а-а!..
Катера носились у самых бортов, находясь в мертвой, не простреливаемой зоне.
— Левая, пли! — даже голос сорвал командир.
Торпеда выскользнула за корму. Чуть замешкавшись, словно давая катеру возможность увернуться в сторону, она медленно двинулась вперед. Взрыв поднялся высоким оранжевым кустом. Он был оглушительно трескучим и, показалось, затяжным. Было слышно, с каким тоскливым скрежетом поролось железо, расщеплялись пласты воды. Соседний транспорт, атакованный катером, следовавшим за Богораем, лег на борт, уткнулся оборванным носом в ровную гладь воды. Атаковал и третий катер. Промаха не было. В таком положении он исключался. Антон заметил, как огромная по длине низкобортная самоходка, снявшись с якоря, постучала к выходу из шхеры.
— Командир! Бачишь, удирает!
— Вижу, вижу! Лево руля!
Приблизясь, выстрелили правую торпеду, уклонив катер влево. Взрыва не последовало. Богорай понял, что дал маху, что самоходка плоскодонная, и торпеда прошла под днищем, истрачена впустую. Как же он клюнул на дешевую наживку, зачем ему самоходка, когда есть достойнее цели.
— Ах, поджарая собака!.. Боцман, подожги ее, стерву!
— Есть, товарищ командир! — Антон с нетерпением дожидался нужного часа.
Со смачным хряском оттянул он затвор, схватился за ручки пулемета, влепив большие пальцы в гашетку. Огненно-белые полосы застегали по бортам самоходки, скользнули по палубе, обожгли рубку. Когда над палубой, вернее, над разносплетением трубопроводов подпрыгнул синий пока еще робкий огонь, командир приказал отходить подальше. Но не успел катер лечь на обратный курс, как его обдало знойным порывом. Показалось, даже подтолкнуло в корму, отбросило вперед по ходу. Танкера не было видно, только высокий, широко расплывшийся по бухте оранжевый огонь вставал сплошной стеной.