Антон подумал о том, что лучше бы письма не получать. Он привык ждать, надеяться. Ему рисовалось все по-другому. Он знал, что село в оккупации, но почему-то верил, что все обойдется благополучно, никакой беды с ними не случится. И вдруг: «А проживают они в доме тестя…» Почему? Зачем оставили свою хату, свой двор? Здесь и шлях рядом, и курган, и каменная баба. Здесь ходят подводы на ферму, бегают машины на Петровку. Здесь все гудит и движется: и паровая мельница рядом, и тока за валом, и ветряки на выгоне. Здесь все свое, привычное. Зачем ушли со своей улицы?.. Может, с ними что-то произошло, потому-то и снились так часто? Что же ты, голова сельрады, не пишешь, что не убиваешь одним махом?!
Он попросил у штабных девушек бумаги, нагнулся у подоконника, начал лихорадочно чиркать по листу карандашом. Одни вопросы, только вопросы — ничто больше на ум не приходило. Он свернул письмо треугольником, заправил края внутрь поглубже, сдавил треугольник в ладонях, прессуя его до побеления пальцев, и опустил письмо в фанерный ящичек, висящий на стене в коридоре.
14
На стенку мола поданы железнодорожные платформы. На них загодя оборудованы кильблоки, закрепленные, что называется, по-походному. Портовый кран на коротковатых ножках повернул свою длинную шею в сторону катеров, стоящих вдоль каменной стенки мола, проворковал моторами, пощелкал контактами, поскрипел тормозами и замер. Длинный его клюв со спущенным тросом нацелился на головной катер — катер Антона Балябы. Антон сам обошел палубу с носа до кормы, проверил крепления, надежность строп, их застропку. Сойдя на стенку, он поднял правую руку над головой, начал проворачивать кистью в воздухе, показывая этим, что нужен медленный, осторожный проворот электромоторов.
— Вира помалу! — попросил, задирая голову вверх, в сторону кабины крановщика. — Пошел, пошел! — провертывал кистью руки. — Еще чуток, еще малость! — Заметив, что катер, который оторвался от воды и уже находится на весу, начало слегка раскачивать, Антон шумнул экипажу: — Салаги, поддерживай, не то стукнется! — Выхватил у матроса-моториста опорный крюк, поймал им тонкий носовой кнехт, уперся, удерживая судно от раскачки. Когда катер уже был поднят на высоту платформы, обнажив свою ярко-алую, крашенную суриком подводную часть, Баляба показал крановщику, что надо отдать в сторону, чуть отнести катер, завесив его поточнее над кильблоками. Кран замурлыкал, защелкал переключателями, отъехал назад, стал разворачивать стрелу в сторону состава.
Матросы, не дождавшись команды, кинулись на платформу, держа в руках тросы-оттяжки, начали выбирать их на себя, заводя катер точно на подушки кильблоков.
— Трави помалу! — Антон показал большим пальцем вниз. — Стоп, стоп!.. Хлопцы, сдайте корму назад. Во-во!.. Трави до места!
Катер благополучно опустился на заранее приготовленное удобное ложе. Ему не привыкать к такому: почти каждую зиму почивает на кильблоках. Правда, сегодня его подняли не для отдыха и не для ремонта. Ему предстоит вместе с другими кораблишками мчаться по рельсовой дороге далеко на юг, до самого Мемеля, куда уже вышли наши войска, замкнув на Курляндском полуострове крупную группировку гитлеровских войск. В Восточной Пруссии дела тоже пошли на лад. Войска Черняховского в Кенигсберг стучатся. Получилось так, что Рига уже в наших руках; Мемель, или по-литовски Клайпеда, тоже наш. А вот расположенные между ними Либава и Виндава у немцев в плену находятся. Через эти порты-ворота собираются адольфовы вояки пробиваться в фатерланд. Другого выхода не видать. Надо замкнуть им выход. Катера «Д-3» отошли на южную оконечность острова Эзель. Попробуют доставать караваны оттуда. Катера Богорая вместе с другими отрядами выйдут наперехват с юга, из Мемеля. Над морем барражируют флотские самолеты, разведчики и истребители. Они будут наводить лодки на обнаруженные цели. Самолеты-торпедоносцы тоже наготове. Так что житуха у немцев пойдет веселая! Мы ведь теперь поменялись с ними ролями.
Платформы с катерами шли вперед. За ними тащились два вагона — товарняк и пассажирский, — в которых размещался личный состав. Товарняк темно-охровой окраски, с широкими отодвижными дверями, с маленькими продольными окошками под самой крышей, с двухэтажными дощатыми нарами внутри. На нарах — ни соломы, ни сена. Этого добра матросы раздобыть не смогли. Зато матрацами запаслись богато. В Пярнуском порту, в одном из разбитых пакгаузов, обнаружили их целые залежи. Здесь разные: и пробковые, флотские, и ватные, солдатские, и даже дорогие волосяные. Завалили все нары матрацами, поделились ими и с офицерами. У командного состава свой вагон, пассажирский. Цветом он темно-серый, вроде немецкой офицерской шинели. В вагоне лежачих полок нет, одни сидячие места. Стекла в окнах сплошь выбиты. Вместо них — куски жести, доски.