От тряпичной фабрики она двинулась дальше, к главной, и стала бродить там от здания к зданию, не заходя внутрь и временами подглядывая из укрытия. Пытаясь высмотреть его. У нее екнуло сердце, когда она увидела у большой лебедки высокую худую фигуру человека, закреплявшего тюк с бумажными обрезками, чтобы поднять его на второй этаж, в сортировочный цех. Но когда она моргнула и посмотрела внимательней, то поняла, что это не он. Девушка заглянула на склад, в столовую, в пристройку, где хранились запасные части машин, даже некоторое время понаблюдала за уборными. Увы, со двора Клемми не могла узнать, что делается в машинном зале и цехе подготовки массы. Она совсем было собралась туда проскользнуть, но в последний момент оробела. Если бы ее там обнаружили, то прогнали бы взашей. Расстроенная, Клемми обогнула старый фермерский дом и уселась под окном задней его части, где могла видеть рабочих, заходящих во двор. Она срывала ромашки и плела из них венок. Время шло, солнце поднималось все выше. Вскоре девушка услышала голос Алистера Хадли, который пришел в контору, чтобы провести утреннюю встречу с приказчиком. Они говорили о вещах, которые ее не интересовали, но когда в голосе Алистера Хадли появились тревожные нотки, она проявила больше внимания.
– А как насчет «Дугласа и сыновей»? Они до сих пор не сделали свой обычный заказ?
– Пока нет, сэр. Я написал им снова на прошлой неделе, но они еще не ответили.
– Это ставит нас в трудное положение, – вздохнул мистер Хадли. Последовала длинная пауза. – Ничего, как-нибудь выкрутимся.
– Не сомневаюсь, сэр. Эта фабрика действует безостановочно на протяжении веков. Поработает и еще некоторое время, можно не сомневаться.
– Хорошо сказало. Будем надеяться, что так и произойдет.
После этого они продолжили разговор о заказчиках и заказах, с которого перешли на проблему сброса красителей в Байбрук и на плохое качество последней партии тряпья из Бристоля, так что Клемми снова перестала слушать. Когда солнце начало напекать голову, пробиваясь сквозь шапку волос, она встала и отправилась обратно тем же путем, которым пришла, в сторону тряпичной фабрики. На холме позади нее пивоварня источала густой дрожжевой запах, а рядом с ней находился длинный открытый сарай, забитый до самых стропил тюками с тряпьем, готовым к переработке. Когда Клемми уже направлялась обратно, она наконец увидела его. Высокий, неотесанный, злой. Он вышел размашистыми шагами из ворот фабрики, закурил сигарету, а потом зажал ее зубами, поднял тюк и уложил его на стоявшую рядом ручную тележку.
Клемми сделала шаг вперед, но потом остановилась. Илай Таннер развернул тележку и покатил ее обратно на фабрику, чертыхаясь сквозь зубы, когда та застревала в глубоких колеях. Он был долговязым и угловатым. У него был кривой нос, который выглядел так, будто его не раз ломали. Она вспомнила об отце парня по имени Исаак, известном просто как Таннер. Он был патриархом семейства, обитавшего в коттедже Соломенная Крыша.
Этого свирепого и грубого человека знала вся округа. Люди опасались его сердить, но даже это не гарантировало им полной безопасности. Они держались от него подальше, как овцы от незнакомой собаки. Иногда он нанимался сезонным рабочим на какую-нибудь ферму или устраивался на фабрику, занимаясь самым неквалифицированным трудом – сортировкой макулатуры или тряпья, очисткой ролов в промежутках между загрузкой в них массы, разведением огня под котлами. Он работал там, куда брали, и до тех пор, пока его не увольняли за драку, воровство или пьянство. Однажды его прогнали за то, что он напился, заснул и позволил огню в топке парогенератора погаснуть – это было недопустимо. Миссис Хэнкок с фермы Медовый Ручей клялась, что в последний раз, когда Таннер вошел в церковь, вода в купели закипела. Поговаривали, будто зимой его жена родила близнецов и он утопил самого маленького в бочке, как крысу, сочтя, что в его семье и без того слишком много ртов. Только этого нельзя было доказать, ибо жена Исаака рожала в одиночестве, и обоих младенцев тоже никто не видел, а потому Клемми понятия не имела, как могла появиться такая история. Когда она спросила свою мать – поднятые брови и наклон головы, – Роуз поджала губы и проговорила: «Дыма без огня не бывает». Клемми представить не могла, каково это жить под властью такого человека. Ее собственному отцу достаточно было одного взгляда или слова, чтобы заставить обитателей фермы Уиверн его слушаться. Худшее, что он мог сделать, – это наградить одну из сестер оплеухой.