2. Кукла
Пудинг приложила все усилия для того, чтобы выглядеть прилично. Новая миссис Хадли наконец-то собралась зайти в конюшню, чтобы посмотреть на лошадь, которую мистер Хадли купил для нее в надежде, что она пристрастится к верховой езде. Ирен Хадли прожила на Усадебной ферме уже почти шесть недель, весна успела смениться летом, но совсем немногим в деревне удалось ее увидеть, и это возбудило разные толки. По версии самых благожелательных, она, судя по всему, была инвалидом. К ней и так возник нездоровый интерес, сопровождавшийся порядочной шумихой, когда они с Алистером после бурного периода ухаживаний сыграли свадьбу в Лондоне, а не в церкви Святого Николаса, приземистой и одинокой постройке на деревенской лужайке. Когда женился старый мистер Хадли, всю деревню пригласили на вечеринку в саду Усадебной фермы – с пивом, гирляндами флажков и плавающими в тазу яблоками, которые требовалось вытащить одними зубами, без помощи рук. Не то чтобы Пудинг мечтала увидеть нечто подобное, но она слышала, как об этом говорили. А недавно она подслушала разговор миссис Гловер, владелицы крошечной лавки, с ее подругой Долорес Поул, они жаловались на нехватку праздников. Еще до того как новобрачная прибыла в Слотерфорд и, по всей видимости, стала избегать его жителей, те почувствовали себя обманутыми новой миссис Хадли. Впрочем, Пудинг нравилась идея неожиданной свадьбы, – по-видимому, спешка была продиктована страстью, слишком горячей, чтобы ей долго сопротивляться, потребностью обладать и быть обладаемой. Эти мысли порождали в Пудинг зависть – она мечтала вздыхать о ком-нибудь и быть предметом страстных томлений, хотя подобные чувства представляли для нее головоломку, разгадать которую ей пока не удавалось. Такая страсть, казалось девушке, не могла не сказаться на облике Ирен Хадли. Возможно, та излучала внутреннее сияние. Поскольку Пудинг видела свою героиню лишь мельком и только два раза: в первый – когда та сидела на задней террасе с опущенным лицом и во второй – когда та глядела куда-то из окна дома, – Ирен Хадли стала для девушки далекой, восхитительной и почти сказочной фигурой. При мысли о том, что она может встретиться с ней воочию, сердце Пудинг начинало бешено колотиться.
На Усадебной ферме было пять стойл и большая конюшня, которую называли «каретный сарай». Там стоял двухместный стенхоуп[5] и обитала коренастая лошадка-пони, которую в него запрягали. «Сарай» был построен в прошлом веке на другой стороне небольшого двора к западу от жилого дома из того же, что и весь Слотерфорд, золотистого известняка, который добывался на склоне холма, возвышающегося над фабрикой. Этот двор был местом, где держали верховых лошадей, и Пудинг чувствовала себя здесь как дома. Три пары рабочих лошадей фермы – шестерка могучих шайров[6] с мохнатыми ногами и мощными мускулами – содержались в пристройке за высоким амбаром, и за ними ухаживал невысокий жилистый конюх по имени Хилариус. Он носил одну и ту же длинную холщовую робу каждый день, в дождь и в вёдро. Никто не знал его возраста, это был древний старик, который жил при ферме с тех пор, как родился, – намного дольше, чем кто-либо другой. Родители Хилариуса изначально приехали откуда-то из Европы. Его глаза смотрели на мир из-под сетки морщин, и он был неразговорчив. Летом он спал на соломенном матрасе на антресолях похожего на пещеру большого амбара, зимой перебирался на сеновал под крышей каретного сарая. В его обязанности входило каждый день к семи утра запрягать тяжеловозов, чтобы возницы могли выехать с ними в поле, а затем в конце дня, когда те возвращались после пахоты, сева или еще какой-нибудь работы, принимать коней обратно, вытирать их, кормить и снимать сбрую. Показывая, как и что нужно делать, с помощью кивков и жестов, Хилариус научил Пудинг многому из того, что нужно знать о конюшенном деле. Остальное она сама почерпнула из книги под названием «Правильные приемы ухода за лошадьми», которую взяла в библиотеке в Чиппенхеме.
Сено привозили из риги на холме, где его хранили в скирдах под крышей, чтобы не намочили дожди. Один из небольших сараев фермы, стоявший на отшибе, использовался для хранения седел, уздечек и прочей сбруи. Здесь находилась маленькая пузатая дровяная печь, которую топили, чтобы кожа не плесневела. На нее Пудинг ставила кипятиться чайник. Снаружи стояло древнее каменное корыто для воды, порой используемое в качестве возвышения, с которого садятся верхом на лошадь. Пудинг содержала сарай для сбруи в такой же безупречной чистоте, как и двор. Однажды прачка даже пошутила, что у воробьев там скоро не найдется строительного материала, чтобы вить гнезда. После этого девушка взяла за правило каждое утро бросать на навозную кучу несколько клочков старого сена. Но только во время гнездования. Хорошо еще, что у ворот, ведущих на устроенный в поле выгон, было достаточно грязи для ласточек. Они прилетели несколько недель назад, тут же приступив к починке своих гнезд, лепившихся под крышей вдоль карнизов, и были настолько симпатичными, что Пудинг даже не сердилась, когда они роняли ей на волосы помет. Подопечных у Пудинг было пятеро. Длинноногий гнедой гунтер[7] по кличке Барон предназначался для мистера Хадли. На пони по кличке Хохолок, ныне невероятно дряхлом и облезлом, хозяин фермы ездил в детстве. Кобыла-полукровка Проказница принадлежала Нэнси Хадли, хотя та садилась на нее все реже и реже из-за больной поясницы. Коротконогого конька-коба[8] Данди[9] запрягали в легкую открытую двуколку-стенхоуп, когда кто-то хотел съездить в город. Последним был Робин, мерин миссис Хадли. Он был ненамного выше, чем пони, обладал невероятно тихим нравом, но не казался тяжеловесным или недостаточно резвым. Даже его масть была нежной – буланая с медовым отливом. Ирен Хадли просто не могла его не полюбить.
5