– Неплохо сказано, – одобрительно пробормотала Миртаи.
– Проворно же он путешествует, – заметил Улаф, обращаясь к Тиниену, когда груженный пивом фургон, на котором восседали Спархок и Келтэн, загрохотал по улице древнего города. – В последний раз, когда я о нем слышал, он был в Диргисе.
– Шо такое законы природы для старины Спархока – плюнуть да растереть, – отозвался Тиниен, грубо подражая простонародному говору Кааладора. – Ну, и что мы будем делать? Выйдем в реальное время или останемся здесь?
– Я считаю, что мы принесем больше пользы, если останемся невидимками, – отозвался Улаф.
– Меня-то это устраивает, а вот как мы сообщим Спархоку, что мы уже здесь?
– Я суну ему в карман записку – или дуну ему в ухо.
– Да, это уж точно привлечет его внимание. Вернулся Блокв, косолапо шагая по улице, со скорбным выражением на обезьяньей физиономии.
– Здесь нет собак, – сообщил он на языке троллей.
– Солдаты обычно не держат собак, Блокв, – пояснил Тиниен.
– Я голоден, Тин-ин. Может, люди не хватятся одного из их стаи – самого маленького?
– Кажется, у нас проблемы, – прошептал Тиниен Улафу. – В наших же интересах заботиться о том, чтобы наш приятель был сыт.
Улаф почесал чисто выбритую щеку.
– Мы не можем просто отпустить его охотиться, – заметил он. – Если он начнет хватать людей и утаскивать их в расколотое мгновение, это привлечет всеобщее внимание.
– Но он же невидим, Улаф.
– Да, но, если какой-нибудь арджунец вдруг исчезнет, а потом из пустоты посыплются его кости, только ленивый не заподозрит неладного. – Он повернулся к троллю. – Мы думаем, Блокв, что нехорошо здесь убивать и есть людей. Мы охотимся за мыслью, а если ты будешь убивать и есть людей, ты спугнешь мысль.
– Мне не нравится охота за мыслью, У-лав, – пожаловался Блокв. – Она слишком не-простая.
– Лес рядом, Блокв, – сказал Тиниен. – Там много хорошей еды.
– Я не огр, Тин-ин, – слегка оскорбленно возразил Блокв. – Я не ем деревья.
– В лесу есть много зверей, которых можно есть, Блокв, – поспешно вмешался Улаф. – Именно это хотел сказать Тин-ин. Он не хотел оскорбить тебя.
Блокв мгновение сверлил Тиниена мрачным взглядом.
– Я иду охотиться, – отрывисто сказал он наконец и, развернувшись, заковылял прочь.
– Будь осторожен, Тиниен, – предостерег Улаф друга. – Если хочешь с разгона ввязаться в драку с троллем, достаточно только намекнуть, что он – огр.
– Неужели они так не любят огров? – изумленно спросил Тиниен.
– Ты не поверишь, насколько не любят, – ответил Улаф. – Тролли и огры ненавидят друг друга с начала времен.
– Я думал, что предрассудки – чисто человеческая привилегия.
– Некоторые привилегии чересчур хороши, чтобы оставлять их исключительно для себя. Пойдем за Спархоком и сообщим ему, что мы здесь. Может, у него найдется для нас дело.
Они двинулись за чередой пивных фургонов, что петляла по расчищенным улицам, направляясь к заросшей части Натайоса. Фургоны прогрохотали по недавно расчищенной улочке и завернули за угол дома с холщовым навесом вместе крыши. Грубо намалеванная вывеска гласила: «У Сенги».
– Кто-кто, а Келтэн всегда устроится поближе к пиву, – заметил Тиниен.
– Это верно, – согласился Улаф. – Подожди здесь. Я дам знать Спархоку, что мы в Натайосе.
Он подошел туда, где стояли Спархок, Бевьер и Келтэн с непривычно чужими лицами, посматривая, как Сенга наблюдает за разгрузкой бочек.
– Стриженый барашек, – негромко сказал Улаф. – Не нервничайте и не озирайтесь, вы меня все равно не увидите.
– Улаф? – не веря собственным ушам, спросил Келтэн.
– Он самый. Мы с Тиниеном и Блоквом прибыли сюда еще вчера. Вынюхиваем, что к чему.
– Как вам удалось стать невидимыми? – изумленно спросил одноглазый Бевьер.
– На самом деле мы вовсе не невидимы. Гхномб расщепляет мгновение надвое, и мы существуем в одном из осколков. Поэтому вы не можете нас видеть.
– Но ведь вы нас видите?
– Видим.
– Улаф, это же противоречит всякой логике.
– Я знаю, но Гхномб верит, что это так, и, видимо, его вера так сильна, что побивает всякую логику. Словом, мы с Тиниеном здесь и невидимы. Вам нужна какая-нибудь помощь?
– Можете вы пробраться в дом у ворот? – быстро спросил Спархок. – В тот, с зарешеченными окнами?
– Никак. Мы уже пытались. Там у дверей слишком много стражи. Блокв даже пробовал забраться туда через крышу, но бесполезно.
– Там ведь моя жена, Улаф! – шепотом воскликнул Спархок. – И ты говоришь, что послал пробраться в этот дом тролля?!
– Блокв не причинил бы ей вреда, Спархок. Напугал бы – да, пожалуй, но не более. Мы надеялись, что он сумеет забраться туда через крышу и вытащить Элану и Алиэн. – Улаф помолчал. – На самом деле, Спархок, это была вовсе не наша идея. Блокв сам вызвался – точнее говоря, просто начал карабкаться по стене прежде, чем мы успели остановить его. Он сказал: «Я найду их. Я добуду подругу Анакхи и другую женщину, а потом мы убьем всех детей Киргона и съедим». Блокв немного прямолинеен, но сердце у него золотое. Мне неприятно в этом признаваться, но он мне уже почти нравится.
Келтэн беспокойно огляделся.
– И где же он теперь? – осведомился он.
– Пошел охотиться. Покуда мы шныряли по городам на берегу Арджунского моря, мы убедили его не есть людей, а вместо этого перейти на собак. Собаки пришлись ему по вкусу. В Натайосе нет собак, а потому он отправился в леса – погоняться за слонами или что-нибудь еще в этом роде. – Улаф осекся – что-то блеснуло на краю его зрения.
– Господи, – воскликнул он, – это еще что такое?
– В чем дело? – спросил Келтэн, озадаченно озираясь.
– Из-за угла этого дома к нам движется живая радуга! – Улаф, разинув рот, уставился на четко очерченный радужный силуэт. Многоцветное сияние ослепляло его.
– Это Ксанетия, – пояснил Спархок. – Неужели ты и впрямь ее видишь?
– А ты разве нет?!
– Она невидима, Улаф.
– Только не для меня.
– Должно быть, это как-то связано с тем странным временем, в котором ты, друг мой, пребываешь, – предположил Бевьер. – Лучше сообщи ей, что ты можешь ее видеть. В один прекрасный день это может оказаться важным.
Сотканный из радужного мерцания силуэт остановился в нескольких шагах от них.
– Анакха, – тихо позвала Ксанетия.
– Слушаю тебя, анара.
– Как ни горько мне говорить об этом, однако я потерпела поражение, – с грустью призналась она. – Разум Скарпы столь искажен, что я не сумела извлечь из него внятных мыслей. Однако же я проникла со всею осторожностью в мысли его сообщников и должна с печалью в сердце известить тебя, что твоей королевы более нет в Натайосе. Когда враги наши разоблачили уловку, связанную с юным сэром Беритом, Заласта под покровом тьмы увез отсюда твою жену и ее служанку. Ежели будет на то твоя воля, я отыщу в их мыслях название места, где ее укрывают ныне.
Сердце Улафа сжалось от сочувствия при виде искаженного отчаянием лица Спархока.
Они бежали стремительно и легко, отряд за отрядом, – рослые, в легких доспехах, и мускулистые тела отливали бронзой в сером холодном свете. Огромный король Андрол ровно бежал впереди своей армии. Так хорошо было вновь оказаться на марше и веселиться, предвкушая великую битву! Битва – это важное, осмысленное дело, в котором сразу видны результаты. Отсутствие жены обрушило на плечи Андрола, неподготовленные для такой ноши, тысячи мелких государственных дел. Так утомительно было принимать решения в делах, которые были ему непонятны, и не видеть немедленных результатов, которые сказали бы ему, правильно он решил или же ошибся. В который раз король атанов благодарил Бога за то, что тот даровал ему в жены Бетуану. Они и впрямь были отличными напарниками. Королева прекрасно умела управляться с деталями. Она была сообразительна и на лету схватывала те тонкости и нюансы, которые зачастую ускользали от внимания ее мужа. Андрол, со своей стороны, был создан для действия. Он с радостью позволял жене принимать все утомительные и скучные решения, а потом, когда все было улажено и они знали, что им теперь надлежит делать, он принимал на себя обязанность исполнять ее решения. Так было гораздо лучше. Король Андрол очень хорошо сознавал свои недостатки и знал, что жена простит его, если он случайно что-то упустит из виду. Он надеялся, что не слишком часто разочаровывает ее.