Иена уже не было, когда она спустилась на следующее утро, но его «лендкрузер» стоял снаружи, так что, по крайней мере, он не сбежал на Манхэттен. Когда Тесс закончила кормить Рен, то услышала стук в дверь. Деннинги уже вернулись? Или явились еще какие подростки? Она не могла ни с кем иметь дела сейчас, но совесть не позволяла игнорировать стук. Она сунула Рен в слинг и пошла открывать.
С другой стороны двери стояла худая, как швабра, женщина с короткими с проседью волосами. В возрасте от сорока до шестидесяти. У нее была грубая обветренная кожа человека, который заработал себе морщины на свежем воздухе. В отличие от Ребекки Элдридж, женщина, казалось, была частью этих гор на протяжении многих поколений.
– Извините, что беспокою вас, миссус. Меня зовут Сара Чилдерс, а мой муж Дюк – вон он там в грузовике – сегодня утром ручным буром сильно порезал руку. Я слышала, вы помогли Элдриджам, когда их малыш поранил ногу, и я была бы вам очень признательна, если бы вы взглянули на Дюка.
Тесс начала было говорить все, что ей требовалось, – что она не врач, у нее практически нет медицинских принадлежностей и нет сертификата на практику какой-либо медицинской деятельности в Теннесси, но женщина уже сосредоточилась на Рен.
– Да благословит Бог Америку, разве она не сладкий пирожок? – Она прижала загорелую руку к щеке. – Дюк зол на меня, как шершень, потому что сама я не зашила бы ему руку.
Маловероятно, что Сара Чилдерс сможет отвести мужа к врачу.
Тесс отступила от двери.
– Я посмотрю на рану, миссис Чилдерс, но если она серьезная, ваш муж должен обратиться к врачу.
– Дюк не верит во врачей. И в прошлый раз, когда я зашила его, благослови Бог Америку, я потеряла сознание прямо на полу, и у меня неделю болела голова.
– Сотрясение мозга заработали, – пробормотала Тесс, когда миссис Чилдерс подошла к грузовику, чтобы забрать своего мужа.
Дюк Чайлдерс был поседевшим еще больше, чем его жена, с большими ушами, растрепанными усами и проволокой седых волос, торчащих из-под поношенной шляпы неопределенного цвета. Его руку обернули не слишком чистым полотенцем.
– Бога ради, уж зашейте побыстрее. Мне нужно работать, – сказал он вместо приветствия.
– Нельзя так разговаривать с миссус, – упрекнула его Сара, когда Тесс принесла аптечку. – Извините моего мужа. У него портится характер, когда он болеет.
– Если бы ты сделала то, что я тебе сказал... – проворчал он.
– Я больше не буду тебя зашивать, Дюк Чайлдерс!
Тесс повела его к обеденному столу, который, похоже, уже превращался в хирургический.
– Присаживайтесь, мистер Чайлдерс.
– Дюком меня кличут, – поправил он. – Всю жизнь столбы для забора ставлю. Черт, как же глупо вышло.
У большого пальца на ладони оказался глубокий порез, из которого хлынула свежая кровь, когда Тесс развернула полотенце. Даже если бы у нее было припасено больше той же повязки на рану, которую она истратила на Илая, она не смогла бы использовать ее в этом месте.
– Здесь нужны швы, – сообщила она.
– Да благословит Бог Америку, но мы же поэтому здесь, – сказала Сара, как будто Тесс упустила суть.
Тесс прижала чистую марлевую салфетку к ране.
– Я не врач. У меня нет анестезии, чтобы обезболить, а вам нужны антибиотики.
Дюк растянул губы, показав кривые пожелтевшие зубы.
– Вот и видать, что ты нездешняя. Здесь, в горах, мы помогаем друг другу. Пойдем, Сара.
Тесс знала, когда ее били, и остановила Дюка, положив руку ему на плечо, когда он начал вставать из-за стола.
– Это будет чертовски больно.
Он пожал плечами.
– «Много скорбей праведника; но от всех избавляет его Господь». Псалом тридцать четвертый.
– Ну, тогда ладно.
Тесс потянулась через спящего ребенка, чтобы очистить и зашить руку Дюка. Это было похоже на шитье кожи для обуви, но он почти не вздрогнул.
Иен вошел, когда она заканчивала. Тесс иррационально злилась на него за то, что он в очередной раз разгуливал на природе, в то время как ей приходилось иметь дело с неотложной медицинской помощью.
–Ты художник, парень? – сказал Дюк, когда Иен сел на скамейку и снял туристические ботинки.
Тот отложил ботинки в сторону.
– Иен Норт.
– Я слышал, ты помог Питу Миллеру с его ульями.
Иен поднялся со скамейки.
– В основном я мешал ему.
– Ага, он мне так и сказал.
Дюк крепко держал руку, пока Тесс накладывала еще один шов.
– Твоя женщина здесь неплохо разбирается в лечении, так?
Иен подошел достаточно близко, чтобы взглянуть через плечо Тесс.
– Думаю, вы сами сможете ответить на этот вопрос. – Он, должно быть, насмотрелся, потому что быстро отступил. - Я бы не стал ей доверять, если вам понадобится операция на открытом сердце.
Верно замечено.
Тесс наложила последний шов и забинтовала рану, когда у ее груди начала шевелиться Рен.
– Даже если вы будете держать рану чистой, есть большая вероятность, что может воспалиться без антибиотиков. – Она погладила Рен по спинке. – Вы когда-нибудь видели гангрену? Может быть, у одной из ваших собак? Вот как будет выглядеть ваша рука. И если вы хоть на минуту решите, что можете прибежать сюда и приказать мне отрезать руку, вам лучше подумать лишний раз, потому что я пошлю вас к черту. Понятно?
Дюк ничуть не выглядел задетым.
– Да, мэм.
Иен улыбнулся.
Тесс заставила Дюка дать ей честное слово, что он вернется через несколько дней, чтобы проверить рану.
Иен задумчиво посмотрел на него.
– Я настоятельно рекомендую вам не заставлять ее преследовать вас. Она грязно играет.
– Как все бабы.
После того, как Сара и Дюк ушли, Тесс посмотрела на скомканную десятидолларовую купюру, которую он сунул ей, когда они выходили за дверь, и пробормотала:
– Да благословит Бог Америку.
Иен помог ей навести порядок.
– Если ты собираешься остаться в Темпесте надолго, лучше либо держать дверь навсегда запертой, либо узаконить твою деятельность, потому как я чувствую, что дальше будет только хуже.
– Неправда! Беременные смотрят на меня так, будто я собираюсь проклясть их детей, а эти люди относятся ко мне, как к местной «скорой помощи». Я не хочу быть деревенским целителем!
– Тогда ты не должна так хорошо заботиться о людях. А теперь иди одевайся. Хизер забирает Рен, чтобы мы могли ненадолго выбраться отсюда.
– Забирает Птичку? Я не хочу оставлять ее. И куда?
– В цивилизацию. – Его взгляд скользнул по ее джинсам и заляпанному свитеру. – Дело твое, но, возможно, ты захочешь переодеться.
Тесс поспорила с ним о том, чтобы оставить Рен, но он твердо стоял на своем. Она неохотно переоделась в брюки, шелковисто-белую футболку и приталенный блейзер. Вскоре они были на пути в Ноксвилл.
– Почему туда?
– Почему нет?
Иен намеренно притворялся непонятливым, и они замолчали. С каждой милей атмосфера в машине становилась все тяжелее. Будь это обычный день, а они двумя нормальными людьми, он бы сказал ей, куда они направляются, но Иен сопротивлялся всем ее попыткам поговорить, и ничто в этом не казалось нормальным.
К тому времени, как они добрались до автостоянки в центре города, Тесс горько пожалела о поездке. Она вышла на полуденное солнце. Иен шел быстро, и пришлось ускорила шаг, чтобы не отставать, но как бы быстро Тесс ни шла, он оставался на несколько шагов впереди.
В конце концов он остановился перед внушительным зданием из красного кирпича. Его лицо было каменным – нахмуренный лоб, прищуренные глаза, мрачный рот. Тесс прочитала вывеску.
«Ноксвиллский окружной суд».
– Вот, Тесс. – Скорее шипение, чем фраза. – Считай, это мой великодушный жест.
Возможно, Иен знал, о чем говорил, но она-то не представляла о чем речь.
– Не понимаю. Что…
Он вошел в здание впереди нее. Тесс поспешила за ним.
– Иен! Ты остановишься или нет? Ты о чем? Почему…
– Никаких вопросов! – Иен повернулся к ней. – Давай покончим с этим, чтобы мы могли притвориться, что этого никогда не было.
– С чем покончить?
Он взглядом сверлил ее. Непоколебимо. Тесс смотрела на него. Проходили секунды. Она не понимала.
И тут до нее дошло.