Душевные разговоры и беседы вне территории юрисдикции суда не про меня.
Я предпочитаю думать, а не болтать.
— Дядь, не хотите поддержать молодых талантливых музыкантов? — передо мной возникает какое-то фиолетовое чудо со шляпой в руках.
Кто?
Дядь?
Слышу приглушённый смешок со стороны своего помощника, и меня передергивает от этого самого «дядь».
Перемещаю свое дорогостоящее внимание на предмет, только что пошатнувший мою мужскую стабильность.
Это девчонка в коротком джинсовом комбинезоне, поверх которого на бедрах завязана клетчатая фланелевая рубашка. У нее длинные темные волосы, кончики которых выкрашены в яркий фиолетовый оттенок, а на макушке накручена гулька. Одной рукой она удерживает шляпу для вымогательств, а во второй зажат вейп.
Девчонка вызывающе смотрит в глаза и улыбается, а потом дерзко, прямо в лицо, выдыхает сладковатый дым.
Морщусь, пренебрежительно скосив физиономию.
Не переношу курящих женщин, а эта еще девчонка совсем.
— Нет, — брезгливо бросаю я и обхожу малолетку слева.
— Вот старый жлоб, — долетает до меня вдогонку как топором.
Старый жлоб?
Я не заметил сегодня утром в зеркале, что как-то в одночасье постарел.
Так какого хрена?
И я не жлоб.
Просто я на дух не переношу вот этих уличных попрошаек, которые так навязчиво вымогают из тебя твои же бабки.
Я не всегда к ним так относился. Но однажды я вот так же встал послушать уличную группу. Минуты не прошло, как ко мне подлетела озабоченная фанатка с коробкой для пожертвования.
Я дал. А потом она еще раз пять подошла, собирая повторно.
С тех пор я не даю.
Медленно оборачиваюсь и встречаюсь с тем же самым наглым выражением лица этой малолетней выскочки. По-хорошему, мне сейчас нужно плюнуть, развернуться и уйти. Потому что я не ведусь на провокации, потому что умею владеть эмоциями и практически каждой ситуацией, потому что начинаю опаздывать в аэропорт и потому, что я взрослый мужик, а она сопливая девчонка.
Но меня задело.
Тридцатисемилетнего мужика, у которого за плечами полный рюкзак из дерьма, угроз, проклятий и выигранных даже самых сомнительных и неперспективных дел, задела какая-то несовершеннолетняя соплячка.
— Тимур, набери Протасова. Кажется у ребят проблемы с разрешением на выступление, — говорю громко и предельно четко.
Это блеф.
Я не знаю, есть ли у них qr-код Департамента культуры, дающий право выступать на Арбате, или нет, но судя по сползающей наглой ухмылке девчонки, понимаю, что точно второе.
Но мне этого мало, и я решаю наказывать дальше:
— Вся эта богадельня смахивает на несанкционированный митинг с вовлечением несовершеннолетних, — выгибаю бровь и расстреливаю нахалку глазами.
— Я совершеннолетняя, — задирает свой аккуратный подбородок мелкая бунтарка и скалится.
Серьезно?
Ты смотри, какая говорливая.
— Тогда пойдешь «по-хулиганке». Персонально. Так что сворачивайте свой «Олимпийский», либо вызываем сотрудников. Тимур, — оборачиваюсь к своему ассистенту, который застыл с таким восхищением на лице, будто я назвал все статьи Уголовного кодекса со всеми пунктами и подпунктами, — ты — свидетель.
Кивает.
У мелкой отвисает челюсть, а я настолько доволен собой, будто выиграл крупное дело в суде.
Девчонка стремительно уносится в сторону бременских музыкантов и что-то нашептывает высветленному пацану с гитарой.
«Олимпийский» затихает, толпа недовольно расходится, а я спешу поскорее убраться отсюда.
— Козел, — шипит мне в спину мелкая гадюка.
2. Константин
— Па-а-п, почему бы просто нельзя было меня оставить в Питере? — канючит Марго, обиженно складывая губы трубочкой.
Я не видел дочь с зимних каникул и за 5 месяцев она заметно повзрослела. Маргарите пятнадцать, но я уже практически не нахожу в ней той щекастой девчонки с неровной челкой и эльфийскими ушками. Рядом со мной на пассажирском сиденье сидит девушка-подросток, умело маскирующая свои милые ушки стрижкой-каре, а челку она не носит уже как лет десять. Пухлые щечки впали, заостряя скулы и подбородок, а в носу появилось миниатюрное колечко.
Я был против, но Ольга, моя бывшая жена, считает, что не стоит мешать нашей дочери проявлять свою индивидуальность. Я не одобряю позицию Ольги, но она — мать и, я надеюсь, знает, как лучше и правильнее.
Хочется верить, что моя дочь позаимствовала от меня не только скверный характер, но и мозги, потому что всем остальным она пошла в свою мать.