Судя по тому, как Ленка разозлилась, Майка почуяла, что тут скрыта сердечная тайна, и, как хорошая гончая, взяла след.
— А в каком он классе? В параллельном?
— Может, у меня суженый вообще не из нашей школы, — сказала Ленка, чтобы помурыжить докучливую подругу.
— Иди ты! А откуда?
— Ниоткуда. На то и гадают, чтобы узнать. А то получается не гадание, а заказ.
— Ладно, — согласилась Майка. — На чём будем гадать? На книжке или на кофейной гуще?
Выбор был очевиден:
— На кофейной гуще.
Кофе был запрещённым напитком. Как примерная девочка, Лена всегда слушалась маму. Но если нужно для дела, то запретом можно пренебречь.
Хозяйственная Майка со знанием дела засыпала кофе в турку и поставила ее на плиту. Как только пенистый напиток полез через край, она разлила его по чашкам и стала наставлять подружку:
— Пока пьёшь, думай: «Суженый-ряженый, покажись мне».
— Как же он покажется? — заинтересовалась Ленка.
— Там увидим, — загадочно произнесла Майка.
Кофе оказался той ещё гадостью. Мама могла бы его и не запрещать. Если б не гадание, Ленка ни за что не осилила бы чашку. Как только Майка пьёт, не давится? Наконец они перевернули чашки на блюдца.
Выждав минуту, Майка подняла свою. Остаток кофе растёкся по стенке широкой полосой. Видно, время любви для неё ещё не пришло. Зато в Ленкиной чашке гуща размазалась затейливым узором, в котором чётко угадывались очертания голенастой птицы.
— Петухов, — уверенно заявила Майка.
— Почему Петухов? — возмутилась Ленка.
— Видишь, тут петух.
— Нет тут никакого петуха!
— Как же нет, когда есть. Вот гребешок, крылья и ноги, — не уступала Майка.
— Даже если тут петух, это ещё ничего не значит. Мало ли фамилий с петухом.
— Какие?
— Например, Петушинский.
— Ага, скажи ещё Петушидзе, Петушкявичус или Петухье, — съязвила Майка.
— Всё равно это неправильное гадание. По-моему, на петуха совсем непохоже. И потом, зачем мне этот дуболом? Сила есть — ума не надо.
Синицына представила себе Эдика: с бледным лицом, весь в чёрном, с развевающимся за спиной плащом, он смотрелся очень эффектно. Что-то вампирское в нём всё же было. А красномордого Петухова к склепу подпускать — только покойников пугать. С ним ничего возвышенного рядом не стояло.
— Погадай лучше на книжке, — попросила Ленка.
— Назови страницу, строчку сверху и номер слова.
Цифры слетели с Ленкиных губ сами собой:
— Семнадцать, один, четыре.
Номер квартиры, подъезд и этаж, где жил Эдик. Он снова нарисовался в её воображении. Чёрный плащ вздымался на ветру, точно крылья. Голос Майки вернул Синицыну с небес на землю.
— Потапыч.
— Чего? — не поняла Ленка.
— Потапыч, — повторила Майка. — Вот, смотри.
Майка протянула яркую книжку про трёх медведей.
— Ты бы ещё «Репку» взяла! — рассердилась Ленка.
— Но ведь прикольно получилось. Лёшка Потапов — твоя любовь, — засмеялась Майка.
— Это не считается! Тоже мне, нагадала какого-то троечника. Бери нормальную книгу и гадай.
Книжек в доме у Майки было не густо. Все они, за исключением учебников, принадлежали Майкиному младшему братишке. Единственным печатным изданием была стопка журналов «ТВ-парк».
— Гадай по журналу, — приказала Ленка.
— Тебе не угодишь. Называй цифры, — проворчала Майка.
На этот раз Синицына назвала три цифры наобум. Майка пошелестела страницами, отсчитала нужную строчку и зашлась в смехе.
— Что там такое? — с подозрением спросила Ленка.
Майка давилась от хохота не в силах вымолвить ни слова. Синицына вырвала журнал из рук подруги и стала считать строчки.
— Москвич!.. — умудрилась выдавить из себя Майка.
— Ты что, издеваешься? — не на шутку разозлилась Ленка.
— А что? Москвичёв отличник. Ты же не хотела троечника, — никак не могла отсмеяться Майка.
— Ты всё нарочно подстраиваешь! — обиделась Ленка.
Она обиженно отвернулась от подружки, подошла к окну и сделала вид, что её захватило зрелище пустой улицы. И тут она увидела Эдика. Он шёл мимо. Ей на ум пришли строки стихотворения:
Недолго думая, она побежала в прихожую. Конечно, замызганные, растоптанные угги — это не хрустальные туфельки и не атласные черевички, но выбирать не приходилось.
Ленка вернулась в гостиную и бросилась к балкону.