Заночевали в какой-то придорожной корчме, где я, наконец-то, выспался как приличный беролак… Вообще — как неприличный, приличный бы на пару дней завалился после моей шебуршачей жизни… Но уж как есть. Девок, парней и всякие мешающие предложения я послал в жопу, ну а пошли или нет — не знаю. Не проверял, отсыпаясь.
И к полудню мы подъезжали к Лакоте — не слишком большой, но и немаленький городок, низкоэтажный, с двухметровой городской стеной и мощёный деревесными пнями. Я чуть было не подумал, что меня в навь занесло случайно — но нет, просто срезы древесных пней и вправду использовались в виде этакой деревянной мостовой. И первым делом я направился в местный Пантеон — самое высокое здание-шпиль в городке. Правда, толку никакого: жрец валялся и страдал.
— Не хочу говорить, почтенный собрат. Сильная навка, ОЧЕНЬ… — страдающе простонал с ложа этот тип.
— Так что ж ты Барибалычей успокаивал, светлый⁈ — возмутился я. — «Сильная навка» весь город сожрёт, да и на нём не остановится!
— Яр изрёк… — умирающе выдал жрец, поморщился и рассказал.
В общем, в навь он даже не попал. Переступил порог родного (Барибалычем был, морда религиозная) особняка, после чего стал стучаться о пол, стены, потолки и прочие детали интерьера. И «жуткий, поганый рёв!» — жаловался он. Пробовал хоть что-то сделать, но толку от силы Барибала просто не было. Обратился, метелимый, к Яру. Получил от того СМС-ку: «проблемы нет, а что есть — дома не покинет». И всё, после чего навка просто выпнула жреца из особняка, полного звиздюлей средней тяжести.
— А на душу покушалась? — допытывался я.
— Вроде и нет, но уж прости почтенный — не до того мне было. Может, обращение к Любящему помогло, не ведаю, — буркнул жрец.
— И никаких барьеров, молитв и ритуалов?
— Сам Яр рёк!
— Ясно-понятно. Ну, прощай, светлый собрат, — распрощался я.
И, не вылезая из храма, присел на какую-то скамеечку, думать и совещаться с внутренним голосом. На тему «как делать?» Потому как «что делать?» — на первичном этапе и без того было понятно.
20. Неведома зверушка
— Домовой? — мысленно предположил я, посылая Потапу образ.
«Нету таких. Хотя… смотри», — отправил он пакет весьма занимательных данных. — «Может, первые щенки так настоящих зверей», — под последними он имел в виду тотемных духов, — «и вырастили».
А пакет информации заключался вот в чём. Когда трава была зеленее, а Потап — простым, хоть и сильным зверодухом, рассекающим леса нави Зиманды с напарником-Апопом (и устраивали некислый шорох подвернувшимся под лапы и копыта), в яви Зиманды копошились и подпрыгивали люди. Так вот, теория (потому что точно Потап не знал) была очень похожа на правду. А именно: прирученные и домашние животные, умирая, становились зверодухами. И не все из них, даже одержимые голодом жадины, забывали хозяев. И всякие племена и трибы получали защитника от нави. Ещё не тотемного духа, но уже близко к тому. И теория Потапа заключалась в том, что сам механизм становления тотемным духом (или создания щенков — не принципиально, вопрос точки зрения) зародился как раз от одомашненных животных, с которыми хорошо обращались при жизни и со страшной силой уважали после смерти.
— А ведь очень и очень похоже на правду, — признал я. — Но в качестве тотемных духов я всяких собак-кошек чего-то не наблюдаю.
«Конечно», — фыркнул Потап. — «Они же лесному зверю в подмётки не годятся, ни по силе, ни по уму. Хотя не всем, но всё равно — слабаки. Те, первые — как раз боги, наверное. Самые первые — Ороци этот психованный, Ветер и Трахаль. А потом и нормальные звери научились. И сравни шавку дворовую и волчару позорную. Про приличных со всех сторон беров», — последний образ был именно «со всех сторон»: Потап во всей красе, с эмоцией его невозможной толщины, крутизны и красоты, — «можно даже не говорить — достаточно увидеть. Так что и не остались псов и кошаков. Но в начале — были они».
— И тут, ты думаешь, что-то вроде того: собака какая-то или даже кошка?
«Кошаков драных — пинать!» — отэмоционировал Потап. — «Но сам смотри, шебуршень: там такая сильная навка-обжора, что пинков в яви раздаёт, в тело не влезая. Такие должны быть огромными, злобными… А эта — даже не сожрала никого насмерть!»
— Пасть маленькая…