Так что, убрав кошель, я просто толкнул в заведение с вывеской «Трактир».
5. Кошачья диверсия
Помещение было полутораэтажным, деревянным и закопчённым, с прямо-таки каноничной люстрой из колеса: то есть, в большинстве своём, полутёмное. Но с полуторного этажа, не всего, а одного места, пробивался более яркий свет, причём ещё и явно не от огня. Последним я заинтересовался, но отложил разбор «а что это там светит?» на потом.
Нижняя зала, несмотря на полумрак (хотя моргнув пару раз, я стал видеть чуть ли не лучше, чем на свету — видимо, ещё одна грань «медвежьего ока»), просматривалась нормально: пространство было заставлено длинными скамьями и длинными столами, где сейчас сидели и жрали человек пятнадцать. Вместить же длинные столы и скамьи могли не меньше сотни, навскидку. Сами люди были одеты небогато, вполне укладываясь в категорию «коробейники» или «перекупы», как назвался неудачливый претендент на мою обувку. И, присмотревшись, я узнал сидящую в отдалении троицу, не по лицам — по абрисам. Такой выдающейся по толщине бабы я ещё не видел, а из памяти Михолапа всплыло, что у «подлых сословий» толщина, особенно у женщин — признак красоты. У Потапычей, вроде, не совсем так (и, надеюсь, у аристократов в целом), но «модельная худоба» точно рассматривалась как болезнь, нищета, ну и как следствие — уродство.
Никаких «барных стоек» не наблюдалось: был раздаточный стол, с которого пара парней в повязанных на манер передника тряпках (половые, вспомнил уже я) время от времени забирали деревянные доски с едой и деревянные кружки с выпивкой. Ну и за этой же стойкой стоял пузатый, жутко плечистый детина: то ли управляющий, то ли хозяин, но точно «совмещающий» должность вышибалы.
На моё появление, точнее, на скрип двери, народ отреагировал взглядами, а тип за стойкой прищурился, обернулся и что-то сказал через плечо. И, из-за двери за его спиной, показалась вытирающая тряпкой руки тётка, направившаяся ко мне. Тряпка была повязана как у половых, так что что-то типа «официантки». Дождался, не сходя с места, когда она доколыхается до меня:
— Добро пожаловать, господин, — слегка присела она, склонив голову в этаком подобии книксена. — Чего изволите? Перекусить? Отдохнуть? — на последнем она заколыхала сиськами.
Как-то вот при всём при том, что я не любитель истощённых вобл, данная мадама у меня никак не вызывала «огня в чреслах». Жирновата, внешне — старовата, да и с прыщавой сальной кожей. И не слишком чистоплотна, до кучи. Может быть и достаточно молодой — косметики нет, условия жизни в средневековье тяжёлые, да и «жирный эталон красоты», но мне от понимания причин не легче.
— Перекусить. Переночевать, — не стал я упражняться в красноречии.
— Как пожелаете, господин…
— Потапыч, — представился я, потому что назваться, приходя в дом — было не просто нормально, а НУЖНО.
Судя по памяти Михолапа, по крайней мере. Правда, называться полным именем, титулом и прочим — только там, где место этого «заслуживает». Но, например, всплыло воспоминание, где Михолап заходил в пейзанские дома (по разным надобностям). И даже там, несмотря ни на что, представлялся, правда, косвенно: мол так и так, благородному Потапычу желается — ну и варианты, от воды напиться, до сексом потрахаться.
Ну и представиться я представился, а остальное в придорожном трактире явно лишнее.
— Счастье посетило наш дом с вами, — последовал ещё один поклон. — Извольте проследовать за мной, господин Потапыч, в чистый зал.
Я последовал, внутренне отметив, что слово «изволить» дамочке явно не привычно. Точнее, произносила она его правильно, часто, но как «модное» слово, выделяя интонациями и прочим, даже глаза пучила каждый раз.