Людовик. Полковник — маркиз де Понторсон. Я ему рекомендую вас.
Д'Анувилль (агрессивно). Надеюсь, меня расстреляют.
Людовик (с легким нетерпением). Все-таки, если мы этого пожелаем, мой милый. Я допускаю, что вы стреляли по убеждению, а не просто из дерзости. С Бонапартом вы тоже говорили в таком тоне?
Д'Анувилль. Я преклоняюсь перед императором.
Людовик (успокоившись). Но не перед королем? Это модно… С тех пор, как его нет, он стал воплощением всех добродетелей. Для начала, вольно. (Д'Анувилль не двигается.) Говорю вам — вольно. Ему, возможно, это нравилось, но я лично ненавижу разговаривать с людьми, когда они стоят навытяжку. Реверансы — сколько угодно, это, может, и смешно, но, по крайней мере, грациозно. Стоять по стойке смирно как-то глупо, по-моему. Это меня стесняет. (Смотрит на него.) Так что же вам не по душе в герцоге Отрантском? Можно подумать, он один тут такой…
Д'Анувилль (снова вытягивается). Он предал.
Людовик. Кого? Вы знаете? Вам можно позавидовать.
Д'Анувилль. Императора.
Людовик. Очевидно, и меня тоже, дитя мое. Подумаешь, большое дело! Я же не намерен устраивать скандал из-за этого.
Фуше (выходит вперед). Сир, мне кажется, разговор с этим юным фанатиком неприятен вашему величеству.
Людовик. Вам — может быть. А меня он очень даже забавляет. (Снова, улыбаясь, разглядывает д'Анувилля.) Ну станьте нормально, мой мальчик. Вы же действительно еще совсем мальчик. Видите, я сел. (Делает знак Фуше, тот придвигает д'Анувиллю кресло, он садится.) Боюсь, если мы будем стоять, наша беседа примет неподобающе торжественный характер. Кроме того, у меня болят ноги. Сколько вам лет?
Д'Анувилль. Двадцать два, сир.
Людовик (удивленно смотрит на него). И уже стреляем?
Д'Анувилль. Я участвовал в Итальянской кампании и сражался при Ватерлоо. И в России — правда, тогда я еще не был произведен в офицеры.
Людовик (мягко). Знаю, знаю. У Бонапарта начинали рано. Как вас зовут?
Д'Анувилль. Д'Анувилль.
Людовик. Вы не родственник виконтессы Бюнье д'Анувилль?
Д'Анувилль (напрягся). Это моя мать, сир.
Людовик. Я знал ее. Ваш отец, если мне не изменяет память, погиб на эшафоте.
Д'Анувилль. Да, сир, в Лионе.
Людовик (подается к нему). Во времена мсье Фуше?
Д'Анувилль. Да, сир.
Людовик. И вы стреляли в него, чтобы отомстить за Бонапарта? Не за отца?
Д'Анувилль молчит.
Фуше. Сир, этот разговор представляется мне неуместным. Должен напомнить вашему величеству — герцог Дюрас уже ввел в зал послов союзных держав.
Людовик (раздраженно). Подождут! У них будет время подготовиться к наступлению. Мне необходимо знать молодежь, мсье Фуше. В данный момент я образовываюсь. (Обращается к д'Анувиллю.) В том, что вы мне говорите, я нахожу одно противоречие. Когда вы служили Бонапарту, и герцог Отрантский также ему служил, вы встречались с ним каждый день и не испытывали отвращения?
Фуше (все больше волнуясь). Этот молодой человек одержим. Он не может мне простить, что я перешел к вашему величеству. Если бы у меня была хоть малейшая необходимость в удостоверении своей искренности и лояльности…
Людовик (обрывает его). У вас есть необходимость в таком удостоверении, Фуше, и я вовсе не уверен, что этот пистолетный выстрел дает вам его. Оставьте нас.
Фуше. Сир, я сожалею, но забота о вашей безопасности и моя глубочайшая ответственность как министра полиции не позволяют мне подчиниться вашему приказу. Молодой человек мог спрятать оружие…
Людовик (сухо). Если вы хорошо выполнили свои обязанности, сознавая свою глубочайшую ответственность, то обыскали его и обезоружили. Идите, или я прикажу вышвырнуть вас вон.
Фуше (кланяется, встревоженно, с горечью). Сир, я останусь возле двери.
Людовик. Сколько угодно. Только не подслушивайте, там камер-лакей.
Фуше выходит.
(Смотрит на д'Анувилля, с внезапной тоской.) Почему вы не роялист, мальчик мой? Вы мне нравитесь. Наверное, не следует говорить вам это, но я люблю ангелочков с пистолетами. Если бы детям не хотелось стрелять, нам не на что было бы надеяться. Сыновья моих друзей строят из себя львов, как того требует мода, но… ни зубов, ни когтей.